Ольга Покровская - Лесная сказка. Повесть

Пока попутчики спасались от ветра и немилосердной тряски, кутаясь в ветровки и куртки, лишь Кэпу все было нипочем – он сидел спиной к дороге, откинув голову, и его львиную гриву полоскало по ветру, точно пиратский флаг. Одной рукой он обнимал гитару, а к другой припала похожая на растрепанного котенка Лима.

– Не в первый раз к нему сбегает, – негромко пояснила Галя. – Муж, видите ли, рисовать не дает. Кэп у нас бог Аполлон – покровитель искусств… Кирку стихи писать заставляет, Лимку – малевать… Я не знаю, я человек темный… но если что-то нарисовано, то нарисовано. Художник Иванов двадцать лет картину писал, а палочки-крючочки… одним движением ноги – извините…

– А его жена? – спросил Борис стынущим голосом. Галя усмехнулась.

– Подвинется… по гроб жизни ему благодарна – от бывшего избавил, – она смотрела на битый, изуродованный наездом дорожный знак на повороте и не заметила, что Борис вздрогнул. – Там странная история… мужиков много с придурью, но тот особенный был. Диван и телевизор – без ящика не жил, любую передачу смотрел, не то что футбол… вплоть до «Ленинского университета миллионов».

Обнадеженному Борису помнилось, что произошла ошибка, все перепуталось, и Кэп – это не Кэп, и женщина с бархатным голосом – не его бывшая жена… во всяком случае, он телевизор смотрел редко, а передачу «Ленинский университет миллионов» не включал никогда и вряд ли хоть раз в жизни видел полностью. Но он тут же отбросил экзотическую версию. В любом случае – путь, на который его толкнул случай, он загадал себе пройти до конца.

Перестало попадаться даже одиночное жилье. По сторонам дороги за канавами, поросшими густым сорняком, все шли поля до горизонта. Водитель съехал на обочину, остановился, выпрыгнул из кабины, хлопнул дверцей и задымил папиросой.

– Справа картошка, – он махнул рукой. – Слева кукуруза.

Брахман оглянулся и первый раз на Борисовой памяти подал голос.

– А сторожа есть? – спросил он дребезжащим тенорком. Водитель не ответил, и туристы, разминая ноги и потягиваясь, полезли из кузова за добычей – все, кроме Виктора Ивановича, который то рыскал вокруг грузовика, то скрывался в лебеде, заполонившей канаву. Совместными усилиями, явно пожадничав, туристы набрали два мешка овощей и поехали дальше. Тучи затянули небо; вот-вот должно было стемнеть. Наконец дорога уперлась в поле, за которым прел пушок припойменной зелени, а за этим рослым гребнем чернел разлив леса с облаками над горизонтом. Пейзаж был неподвижен, как свинец, и думалось, что здесь на километры вокруг не только нет человеческой души, но и вообще ни одного живого существа, кроме надоедной мошкары и комаров. Группа, вздыхая, потащила рюкзаки на сухие кочки.

– Моя палатка где? – закричала Галя. – Ты ее выкинул из машины, дрянь!..

Пока товарищи, недовольные заминкой, считали багаж, разъяренная Галя подскочила к Виктору Ивановичу. Она избила бы его тут же, но девушку так деликатно, что никакой защитник не придрался бы, оттеснил на безопасное расстояние сноровистый Игорек. Джерри звонко гавкнул. Испуганный Виктор Иванович приседал и отмахивался ручищами, напоминавшими клешни, но Борис видел, что тот не испуган, а напротив – готов к подобному повороту событий.

– Зачем мне ее палатка, – он разговаривал со всеми одновременно, кроме Гали. – У меня своя… а я докажу! – Он выпятил грудь. – Жизнь научила: подставлять щеку, когда бьют… Приходите ко мне, живите в моей, мне не жалко!

Водитель испугался, что его погонят к остановке, где что-то потеряли, – быстро газанул, развернулся и уехал, а оставшиеся слишком устали, чтобы расследовать пропажу. Хотя Виктор Иванович, отбиваясь от Гали, косился на Бориса, тот даже рта не раскрыл. Пропавшая палатка его не волновала, хотя вопрос был ясен и обсуждать было нечего: он помнил, как Виктор Иванович воровато бегал вокруг грузовика и как бестолково летали в воздухе мешки с добычей, которую туристы набрали на колхозных полях, так что, кинь кто-нибудь лишний тюк, никто бы не заметил.

Туристы, навьючив груз на спины, потащились по комковатому полю, заросшему овсяницей. Борис отвык от пеших марш-бросков и то и дело спотыкался, попадая ногой в ямы или в кротовые норы. Галя плелась за ним, злобно щурясь и шепча: «Погоди, я тебе устрою…» Настороженные спутники помалкивали, и только энергичный Виктор Иванович чувствовал себя прекрасно. Он с удовольствием путался ногами в траве, ругал на все корки советское сельское хозяйство, а заодно недальновидных предков, которых черт попутал обосноваться на безнадежной территории, где нет ни пальм, ни моря. Один раз он глумливо позвал:

– Механик, а механик? Скажи, не томи: кто папа… кто мама…

– Заткнись, гад! – рявкнула Галя.

Борис не ответил, и Виктор Иванович довольно ухнул, как филин:

– Я с доброй душой, а меня вот как…

Потом он угодил в коровью лепешку и в яростном монологе, посвященном этому событию, забыл про Бориса, и все захихикали.

Река оказалась похожей на ров, прорытый гигантским бульдозером. Травяная щетка, обсыпанная таволгой, покрывала берег со столбиками осоки и печальными звездочками незабудок. Вонючая грязь на пологом спуске была густо замешена коровьими копытами; навозные насекомые тревожно загудели, почуяв приближение людей.

– Марыга-барыга, – невпопад пролаял Виктор Иванович.

Он устал меньше других, потому что его добро волок Игорек, согнувшийся в три погибели.

Помор, сбросив свой отличный, со шнуровкой на боках, рюкзак, нырнул на разведку в кусты; скоро он вывел группу к мостику из бревен. Перилами служила кривая жердина, прикрученная к ольхе на берегу каким-то недюжинным силачом, потому что только исполинские руки скрутили бы с такой злобой толстую проволоку. На бревне красовался ошметок от человеческого ботинка – след отчаянного первопроходца; скорбные останки настоящего моста, который аборигены облупили до голого остова и растащили на куски, мокли в воде в ста метрах от переправы. Туристы оторопело изучали шаткое строение: воды в реке было по колено, но мостик располагался высоко, так что в случае фиаско легко было, падая, сломать ногу, – да и окунаться в ржавую воду, где полоскались волокна шелковника и космы ила, не хотелось никому.

– Я не пойду, – заявила Тюша, съежившись, как испуганный зверек.

Пока женщины вздыхали, мужчины обсуждали, как переправлять багаж. Джерри, задрав хвост, гонял по кустам. Вещи благодаря ловкости Помора и Клепы горой ложились под иву на другом берегу Марыги. Тесины ходили ходуном и угрожающе скрипели. Виктор Иванович курил в сторонке, втянув голову в плечи и истово, хлопками по лицу, уничтожая комаров. Потом он нечаянно вломился в куст татарника и задергался, шипя и отдирая от фасонной куртки колючки.