Аглая Отрада - Охотница

Итак. В своем плане я научилась одеваться красиво и дорого и нашла средства для этого. Освоилась в мире винировых улыбок и устриц. Побывала в Дубаи и на Мальдивах. И самое главное – стала есть полезную ботву не от того, что денег на мясо нет, а потому что сельдереевый фреш на завтрак – это обязательный атрибут утонченной особы. Из тех, кто потеет ванилью и пукает фиалками. И тогда я смогу всем рассказывать легенду, что я сирота, лишившаяся богатых родителей и наследства, и рассчитывать на то, что меня заметит какой-нибудь олигарх.

Однако от составления Мега плана до его воплощения, как из родного Крыжополя пешком в Австралию. На карте видно, как, а в реале – только на самолете. Но! Я уже приехала в Москву и приступила к поискам той самой ступеньки, которая ведет наверх. И начала со ступенек модельных агентств.

Черт побери! Тут я в полной мере ощутила себя настоящим гадким утенком на птичьем дворе

Единственное отличие – «А что это за урод к нам пожаловал?» выглядело несколько по-другому. Не в глаза, а за спиной, но громким шепотом. Не откровенно презрительными взглядами, а лишь ехидно поджатыми уголками губ. Се ля ви. Такова жизнь. Гадкого утенка будут презирать везде, и форма презрения зависит лишь от уровня «птичника».

И в агентствах мне дали от ворот поворот. Я зажата, есть пару лишних килограммов, двигаюсь, как оживший манекен и, самое обидное, – во мне нет изюминки. Можно подумать, что те сушеные воблы, которых мне довелось увидеть, и есть пресловутые изюминки. Не вижу прелести. Как и они во мне.

Пришлось поубавить оптимизм. Я, конечно, не верила в сказку, но попробовать была просто обязана. А теперь спустилась на землю. Правда, уверила себя, что это лишь для того, чтобы сильней оттолкнуться и допрыгнуть до мечты.

Пока я обивала пороги модельных агентств, прошла неделя. И даже за этот, самый дешевый хостел, который меня приютил, потребуется скоро снова платить. Получив последний мотивирующий пинок, я едва притащилась в свое временное жилище. К неописуемой радости, соседей не было.

Вот что значит размечталась. Я же нарисовала себе в мозгу идеальную картинку богатой жизни, с собственной ванной и спальней, и эта картинка прочно обосновалась в мозгу, словно я уже когда-то так жила.

Хотя, некоторые исследователи и утверждают, что мозгу все равно, видит он лишь изображение Тадж-Махала или стоит рядом с ним и любуется воочию. Якобы мозг импульсы одинаковые получает. И приводят пример с лимоном – даже одно упоминание об этом ядрено- кислом цитрусе вызывает прямо-таки бульдожье слюноотделение. Вот с этим не поспоришь. В остальное верится с трудом.

Сколько ни представляла я себя на шелковых простынях и роскошной кровати с балдахином, рассматривая картинки, старый продавленный диван в убитой однушке удовольствия не доставлял.

Злость на родителей, на одноклассников кипела во мне, будто в адском котле. За что мне такая жизнь досталась? Была бы глупая и ленивая, еще ладно. Но умница, почти красавица…и как там – спортсменка – комсомолка…

До дрожи мне хотелось зайти в приличный магазин, стащить с себя это рванье и надеть что-нибудь волшебно приятное и дорогое. И это обязательно будет! А пока… я снова вспомнила мою любимую фразу от Наполеона – не знаешь, что делать, делай шаг вперед. Я сделала уже не первый. А второй или даже третий. Теперь нужно посмотреть, что мне это дало.

Я свела дебет с кредитом. Получилось, что на дошираках и кофе «три в одном», купленном в «Ашане», я протяну недели две. А если не найду работу – то протяну ноги, потому что раздвигать их перед кем-то не собираюсь даже под угрозой голодной смерти.

И опять в мою умную голову лезут афоризмы. На сей раз пожаловал Шарль де Голль, собственной персоной. «Мы проиграли битву, но не войну».

Да, с наскока не повезло схватить удачу за хвост, значит, придется научиться ставить капканы и ловушки, расстилать силки и вкалывать, как каторжник на рудниках, чтобы насобирать хоть какую-то сумму на съемное жилье и частичный апгрейд.

Вспомнив все свои вчерашние мысли, я усмехнулась. Все получилось, как заказывали – просили каторжную работу – нате, получите. Хотя тут я уже привередничаю. Дома я уставала не меньше, да к тому же постоянно лицезрела своих деградирующих родителей.

Жгучая смесь жалости и отвращения всколыхнула осевшую было муть на душе. Мать любила отца до самозабвения, до потери разума. Как же, красавец, первый парень на деревне, вся рубаха в петухах, а она серенькая и невзрачная! Эдакая утиная пара – видный селезень с ярким оперением и неприметная уточка.

Она закрывала глаза на то, что папенька со всей широтой раздольной русской души любил компанию – как же – как же – он эпицентр любого праздника. Ее не смущало то, что на нем гроздьями висли воздыхательницы. Наоборот, мать еще больше цеплялась за него и даже за компанию начала с ним пить. Слепая любовь к мужу вытеснила напрочь материнскую. Вот я и росла, как никому не нужный сорняк, вынужденный пробиваться самостоятельно.

Никому не нужный… Эти слова рефреном звучали в голове и могли бы сломить меня, но я отчаянно противилась. Наверно, играл большую роль тот факт, что я все-таки продукт любви, дитя, зачатое и выношенное тогда еще счастливой женщиной.

И вот сегодня этот сказочный Иван проявил такое участие, что при одной мысли теплело на душе. Я чувствовала себя выброшенным на улицу щенком, которого приласкал прохожий. Не забрал к себе, не накормил, а просто пожалел. И мне ужасно хотелось, чтоб это повторилось.

Но я не имею права даже думать об Иване. Во-первых, он уже обтерся в столице, имеет зашкаливающую харизму и, значит, девушками может перебирать, как вздумается. А я не хочу быть окурком под ногами. Во-вторых, меня страшит участь матери. Вот такой же обаяшка, притягивающий магнитом внимание, потом может превратиться в копию папеньки. Ведь дочери часто подсознательно ищут в мужья того, кто похож на отца. Ну и в-третьих, я не хочу, чтоб мои дети появились в съемной однушке, не хочу считать копейки до зарплаты и постоянно быть на грани выживания. Вот!

Я давно разучилась плакать. Не верю, что слезы приносят облегчение. Мне кажется, они лишают последних сил и превращают в безвольную тряпочку. Но сейчас мне отчаянно хотелось плакать. От страха за будущее, от обиды за прошлое и невозможности изменить настоящее.

Удерживало то, что рядом мирно посапывали три соседки. Две туристки, весь вечер возбужденно тарахтевшие о том, где побывали и что увидели. И еще одна женщина в возрасте, которая, как и я, приехала «на заработки». Правда, понятие о «заработках» у нас было разное.

Опасаясь получить косоглазие, я подсмотрела, как она, смахивая слезинки, перелистывала на телефоне фотографии детей. Парочка подростков. Понятно, ей деньги нужны, чтоб поставить их на ноги. Очевидно, выпускной, поступление.