Сергей Монастырский - Ожидание жизни. Сборник рассказов

Читала в Интернете последние нашумевшие книжные новинки – где бы еще я их взяла?! Много путешествовала, тоже через Интернет. Путешествовали мы вдвоем. Лежа в постели после секса. В общем, мне с ним было хорошо и интересно. Вот только он нигде не работал. Сначала на этот вопрос отвечал, как-то смутно. Потом, когда уже наша связь установилась надолго, признался:

– Я игрок! Это не профессия, но занятие. И это приносит столько денег, сколько я никогда ни на какой работе не заработаю. Играю в карты. Конечно, не на скамейке с пенсионерами. Есть у нас свой круг. Это очень богатые и серьезные люди. И свой клуб, в котором все это происходит. Вообще это коттедж, который содержится на общаг. Там все – и ресторан и баня, обслуга, охрана.

– А если проиграешь? – слушая, спросила я.

– Если проиграю – отдаю или если нечем отдавать – дают время отыграться. Только небольшое время. Но я, никогда не играю на ту сумму, которую не могу отдать. Потому что дальше – криминал! Но, я к счастью, не азартен.

И закончил так:

– Но об этой стороне моей жизни – ни слова больше. Тебя устраивает, как мы живем?

Меня устраивало. Правда теперь я понимала, что будущего у меня с ним нет. Не будешь же всю жизнь дрожать, что его убьют, а заодно и меня!

Но в общем-то это были два счастливых года. Потом он повез меня в Таиланд. Предупредив:

На пару месяцев

Я только что окончила институт и на работу еще не устроилась. Он меня убедил:

Поживи пока на свободе. Потом не сможешь. Что тебе от работы нужно? Деньги. Ну, есть они у нас. Сколько хочешь!

Не всегда же будут! – возразила я.

Тогда пойдешь работать.

… Редкое счастье для молодой женщины! Ничего не делать, все иметь, и мужчина, который тебя обеспечивает, тебе симпатичен! Если не сказать больше. А больше уже можно было сказать. Наверное, я его уже любила. Ну нельзя такого парня не любить! Он был, что называется, орел! Рискованный, уверенный, бесстрашный!

Таиланд – это рай! Он снял там бунгало с лоджией, с бассейном, с обслугой, с водителем для меня. И пропал! Я его видела через два дня на третий. Приходил он с красными от бессонницы глазами, но не спал, куда-то звонил, откуда-то подгоняли арендованную яхту, и мы уплывали далеко – далеко на необитаемые острова! Вот там, на яхте, он сразу проваливался в сон, а на острове был свеж, как огурчик, бегал по джунглям, лазил на пальмы.

А потом снова пропадал. Играл с очень серьезными людьми, специально приезжающими сюда со всего мира. Он оформил на меня карточку, где лежало триста тысяч долларов, сказал:

– Это карточка твоя. Я к ней не имею никакого отношения, как и ты ко мне. Если со мной что случится – немедленно в аэропорт и улетай.

Я его спросила:

– Может тебе уже хватит?! – Давай уедем!

Он ответил:

– Не могу, это, как наркотик! Да и не выпустят меня, – и пропал.

На третий день позвонил человек и на ломанном английском сказал:

– На пятой стойке рейса, такого-то на Москву, вас ждут билеты. Улетайте немедленно!

Я улетела. Больше я его никогда не видела. Не знаю, жив ли он.

В Москве я поняла, что беременная. С ним много страсти было в этих знойных южных ночах…, чтобы мы от чего-то оберегались!

Два года прошли, как сон. Причем, сон в буквальном смысле. Дочка спать не давала. Нашла работу. Жизнь продолжалась. Конечно, были мужчины, всякие. Но замуж не вышла. Он меня отравил. Потому что, орлов я больше не встретила. А на ястребка и голубка, уже как-то глаз не останавливался. Оказалась я женщиной для одного единственного мужчины. Ну и ладно! После него я была женщиной для одной единственной дочери. Это и спасало.

Теперь моя девочка стала взрослой, ушла в свою жизнь, а для кого я живу – не знаю. Для себя неинтересно.

***

Вот так и живем с мечтой. Судьба сложилась в цепочку звеньев матерей -одиночек. И больше всего я боялась, что и моя дочка станет по традиции звеном этой несчастной цепи. А девочка была прекрасная – умная, развитая. Я злилась – трудно ей будет такого же парня найти! Потом стала настораживаться – уже восемнадцать лет, но ни разу ее с каким-нибудь парнем не видела. Заводила осторожно с ней об этом разговор, а она отшучивалась:

– Я, мам, такого орла, как у тебя был, еще не нашла.

Рассказывала же я ей о своей главной любви. В общем, лет до двадцати никаких парней.

Потом как-то вечером, уже темнело, подхожу к дому, смотрю – в скверике около дома стоят двое и целуются так неистово, с такой сексуальной страстью, что у меня даже трусы стали мокрые! Просто безумство страсти! Как будто нет никого не только вокруг, но и на свете! Правда никого и не было.

Темнело, я видела только фигуры. И вдруг одна фигура оторвалась от другой, еще раз нежно поцеловала и помахала рукой:

– Пока!

Хорошо, что рядом была скамейка. Я на нее и упала. Та, что сказала, «пока», была моя дочь! Видимо, сознание ее было еще затуманено неостывшей страстью. Она прошла мимо меня, не заметив.

Я вошла в дом. Она ставила тарелки на стол, готовилась к моему приходу. Я не раздеваясь, села на стул. Не знала с чего начать.

– Я все видела! – наконец сказала я.

Дочка спокойно посмотрела на меня.

– Ну да! А что, целоваться запрещено?

Я замялась.

– Нет, я конечно, рада, что, наконец.... Но ты, хотя бы познакомила.

– Хорошо, – сказала она, – но ты не одобришь. Это Марина.

– В третий раз за этот вечер, я чуть не свалилась. На этот раз под стол. Сознание смутно плыло! Когда оно вернулось, я еле выдавила:

– Ма-ри-на?

– Ну, да, – подтвердила дочь, – Марина. Мы любим друг друга!

В этом я не сомневалась. Если при взгляде на эту страсть, у сорокапятилетней женщины, чуть не наступил оргазм, то да, любят!

– И давно? – только и спросила я.

– Уже полгода.

Мне бы, о чем другом думать, а я, как дура, задала глупый вопрос:

– Значит, ты уже не девочка?....

– Ну, как тебе сказать? … – засмеялась она.– Не беспокойся, детей от этого не бывает!

… Да, детей в нашем роду больше не будет. На этом наша женская цепочка матерей- одиночек заканчивается. Потому что наследников у нас просто не будет. Но женские судьбы у всех все-таки счастливые. Потому что у всех была огромная любовь!

Жизнь равнодушно шла мимо вросшего в землю грязного окна маленькой коморки полуподвального этажа дома, в котором жил Иван Христофорович.

Мелькали в мутном окне торопливо спешащие куда-то ноги, дрались возле окна кошки, шуршали по осени приставшие к окну желтые листья, искрился зимой снежный сугроб… Жизнь шла. А Иван Христофорович умирал.

Пятиэтажный панельный дом был старый, Иван Христофорович был старый. Пора умирать.

Жизнь его была ничем не примечательна, можно сказать, незначительна, и спускался он по жизни, как-то все время вниз, пока не дошел до вот этого полуподвала. Дальше спускаться некуда. А сейчас точка. Пора.