Иван Иванов - Дети империи. Быть может всё

В Сомали совсем не было системы здравоохранения. Лишь единицы, да и то только в столице – Могадишо, могли получить сносное образование. От голода и болезней умирали сотни тысяч людей. Бесплодный, пустынный берег. У всякого терпения есть предел. И в самом конце восьмидесятых вспыхнуло народное восстание. Сиад Барре сумел спасти свою шкуру. На танке, набитом долларами, он бежал из Могадишо и спокойно растворился где-то в нашем огромном мире.

Но и после этого кошмар не закончился. Центральная власть в Сомали рухнула. Банды и группировки грабили крестьян. Этим воспользовалась международная мафия. Она снабдила воинственных мореходов новейшими катерами, крупнокалиберными пулеметами, переносными ракетами, стрелковым оружием и амуницией. И в прилегающей акватории начался тотальный разбой.

В самой Сомали запрещенные в РФ «Аль-Каида» и ИГИЛ создали свой африканский филиал. Он получил название «Аш-Шабаб». При этом, как выяснил Дмитрий из ин-терполовских разработок, пираты перечисляли террористам миллионы долларов. Очень часто ближайшие родственники состояли один – в пиратах, другой – в «Аш-Шабаб».

Через полторы недели статья была готова и вскоре опубликована. Под нее отвели четыре полосы. Информационная бомба взорвалась на славу. «Рейтер», «Франс Пресс», «Ассошиэйтед Пресс» опубликовали выдержки и главные выводы. В мировой прессе началась информационная кампания о связях сомалийских террористов и пиратов.

Дмитрий скрупулезно проверял все данные и тщательно подобрал и продумал все формулировки, чтобы не нанести ущерба своему источнику. На следующий день после выхода в свет статьи раздался звонок из Интерпола от нового знакомого.

– Блестящая работа. Спасибо! Если будет нужно, обращайтесь ко мне. Помогу всем, чем можем, а можем мы, поверьте, многое.

Дмитрий поблагодарил за высокую оценку.

– Я сделал это и для своей страны, для нашего русского бизнеса.

Одна удача влечет за собой другие. Последующие дни получились предельно насыщенными. В журнал приходили и новые, и старые авторы. Ученые, дипломаты, писатели, поэты, публицисты, журналисты-фрилансеры предлагали любопытные материалы. А вечером дома его ждала Светлана. Они часто засиживались за поздним ужином и ароматным, бодрящим кенийским чаем, который привозил Дмитрию корреспондент ТАСС в Найроби.

Каждой своей клеточкой, каждым атомом Дмитрий ощущал ликующую радость. Поворот головы Светланы, ее роскошные волосы, ее непередаваемая интонация, тембр ее голоса повергали его в какой-то неземной, лучезарный экстаз, поднимали до небес, до самого чистого, безмятежного счастья. Сама мысль о любимой наполняла мир сказочным сиянием, озаряла все золотом, преображала. Солнечный свет перемежался со светом ее присутствия, ее обаянием и красотой. Он любил Свету и сердцем, и душой, и разумом.

«Подумать только, мы навсегда вместе», – твердил Дмитрий.

Все было прекрасно. В эти минуты он верил, что так будет всегда.

Москва. 2010–2012 годы

Когда Светлана и Дмитрий вернулись после всех африканских бед и злоключений в Москву, любимая сразу же погрузилась в мир домашних забот. Она прекрасно готовила, как в свое время научила ее бабушка, окончившая Смольный институт, радовалась большой и уютной квартире, похожей на музей живописи и антиквариата, ходила по магазинам и лучшим рынкам. Дмитрий часто допоздна задерживался в еженедельнике. Они встречались лишь поздним вечером, когда журналист приходил с работы в их квартиру на Большой Бронной, напротив Патриарших прудов. По старой московской привычке ужинали на огромной кухне. А потом допоздна беседовали под крепкий кенийский чай. Дмитрий рассказывал о своей работе, новых знакомствах и встречах с авторами.

Но шли месяцы, и деятельной Светиной натуре надоело заниматься одними домашними хлопотами. Она все чаще посещала музеи, могла целыми днями пропадать в Пушкинском или старой Третьяковке. За время ее африканской эпопеи в Москве многое изменилось. Открылись десятки, если не сотни, новых музеев, художественных галерей, ювелирных и антикварных магазинов. Ее прежние подруги, зная страсть Светы к изящным искусствам, приглашали на вернисажи выставок живописи, графики, скульптуры, а также на художественные и антикварные аукционы.

Любовь к прекрасному жила в этой элегантной женщине, казалось, с самого ее рождения. Чуть ли не с трех лет она могла часами просиживать за французскими, итальянскими, британскими, испанскими, голландскими альбомами, посвященными коллекциям знаменитых музеев мира. Дедушка Егор получал все художественные новинки, издаваемые на Западе. Но это была не причуда большого начальника, а его работа.

Еще в начале двадцатых годов этот скромный парень из крестьянской семьи Новгородской губернии восемнадцати лет от роду был принят в местные органы ВЧК и, как главный герой фильма «Зеленый фургон», исколесил не одну сотню верст по лесам и разбитым проселкам северных губерний, гоняясь за «птенцами Керенского». Пытливый ум его, энергия и желание учиться неведомому делу криминалистики не остались незамеченными руководителем губернской ЧК, бывшим латышским стрелком. Осенью 1924 года по комсомольскому набору он был направлен на учебу в Петроградский университет. Учеба уже началась, и штат студентов юридического факультета был полностью укомплектован. В ректорате Егору предложили либо приезжать на следующий год, либо идти на кафедру искусствоведения и истории искусств, где, как водится, был недобор, особенно парней.

С самого раннего детства в воскресные и праздничные дни он очень любил ходить со старшими в церковь, где внимательно разглядывал каждую икону и потемневшие от времени фрески на стенах. В это время он не слышал и не видел ничего кругом: ни проповеди батюшки, ни хора. А теперь, случайно попав в иной для него мир, он загорелся новой специальностью. Неожиданно она увлекла его.

Учился прилежно, днями просиживая после лекций в библиотеках. А в воскресенье часами бродил по Эрмитажу и Русскому музею со своей однокурсницей, происходившей из древнего княжеского рода. В нее он влюбился с первого взгляда. Они вместе учились, вместе сидели в аудитории, вместе обедали и ужинали.

Уже на третьем курсе он сдавал экзамены «по картинкам». Профессор показывал ему иллюстрации, а он точно называл художника и музей, где находилось это произведение искусства.

Стремясь укрепить свое положение, обезопасить и будущую жену, и своих родителей от репрессий, в годы учебы Егор продолжал работать в комсомоле. На умного, активного, знающего парня обратили внимание в университете, да и ГубЧК продолжала пристально следить за своим питомцем.