Андрей Астахов - Кто он?

Утром в субботу вся семья просыпалась рано – у родителей были обязанности. Папа копал землю, мыл машину, чинил домик, электричество, забор, делал колышки и ремонтировал теплицу. Мама сажала урожай, полола сорняки, стирала, готовила еду. У мальчика особых обязанностей не было. Он любил помогать папе и не любил, когда мама просила его просила его помочь на грядках или в теплице.

После обеда папа затапливал баньку, а вечером, когда солнце клонилось к верхушкам деревьев, выросших на берегу недалёкой речки, папа с сыном шли в баню. При входе был холодный тамбур 3 3 Та́мбур (фр. tambour – «барабан») – небольшое проходное помещение между дверями. , где все оставляли свою одежду и могли отдохнуть после пара. Сама банька совмещала в себе парное помещение и моечную. Печка стояла внутри, поэтому «первый пар» был очень жарким и сухим. Папа с сыном забирались на полати и разговаривали о нелёгкой мужской доле и планах на выходные. Потом папа поддавал на каменку рассола из таза с заранее замоченным берёзовым веником и умело парил сына, а затем себя до красноты кожи. Они оба, весело смеясь, голышом выкатывались на улицу, где их ждали вёдра с ледяной водой. Папа объяснял: чтобы не окочуриться, нужно сначала поплескать водой на ноги, потом на руки и только после этого выливать её на грудь и голову.

Затем отец с сыном шли мыться. Садились на низкую лавочку, наливали горячей воды из бака над печкой, разбавляли её холодненькой из ведра, намыливали мочало, тёрли друг друга до красных следов и споласкивались. Потом мальчик шёл одеваться в чистое, а папа сидел на ступеньках, завернувшись в полотенце, и ждал маму.

В воскресенье утром – время рыбалки. Сын вставал с первыми петухами (их держали соседи по саду), надевал на майку папин тулуп, засовывал босые ноги в резиновые сапоги, брал под крыльцом жестяную баночку, в сарае – лопату и шёл копать червей. Самые вкусные красные черви были за баней, в компостной яме, куда свозили срезанную ботву и опавшую листву. Под прелой сероватой массой, исходящей паром, когда её приподнимаешь, скрывалась чёрная, как уголь, земля.

Иногда даже не нужно было её тревожить – черви ползали сверху. Но если их не хватало, мальчик умело ставил на лопату ногу, наваливался всем своим небольшим весом и ковырял комок мягкой земли, который разламывал в руках, выуживая червей. Наполнив половину банки землёй с завтраком для рыб, он бежал будить отца, и они, взяв старые бамбуковые удочки, шли удить рыбу на неширокую и неглубокую реку, которая неспешно бежала по каменистому дну, за пару участков от их домика.

Для мальчика это были самые счастливые минуты его маленькой жизни. Вот так стоять на берегу реки под ивой, свесившей свои длинные тонкие листья к воде, внимательно смотреть, как течение медленно несёт с собой красную бусинку поплавка, и понимать, что папа где-то рядом. Лучше этого чувства единения было только, когда поплавок вдруг внезапно начинал двигаться против течения и подрагивать, а потом резко уходил под воду. Тогда дрожащими руками нужно было резко потянуть удочку в противоположную сторону (но ни в коем случае не дёргать), и наградой тебе послужит серебристая и сверкающая в лучах утреннего солнца сорожка 4 4 В Восточной Сибири, например на Байкале и Енисее, общеупотребительное название – сорога, сорожка. или краснопёрка, а если очень повезёт– то тёмный, горбатый и полосатый окунь. На плеск приходил отец, гладил сына по голове и приговаривал, что улов отличный.

Так было летом, а сейчас наступила осень. Начало ноября выдалось относительно тёплым и бесснежным. Родители решили закрывать дачный сезон попозже и поехали на выходные попариться напоследок в баньке.

Когда они проснулись в воскресенье утром, всё вокруг было покрыто первым чистым и белым снегом, а воду в ведре на крыльце прихватило тонким ледком. Лицо у папы стало обеспокоенным, а мама предложила подождать до вечера – может, станет теплее и снег растает.

Но снег шёл весь день, а под вечер ударил первый серьёзный мороз. Папа сказал, что ждать больше нет смысла, пора ехать, и мы тихонечко двинулись в сторону дома. Но, как только машина переехала с грунтовки на асфальт, началась пурга. Папа с напряжённым лицом всматривался в пустынную дорогу сквозь летящий навстречу снег, а мама, чтобы скрыть беспокойство, пыталась окружить всех заботой, массировала папе плечи, постоянно поворачивалась к сыну, поправляла старое одеяло, которое зачем-то накинула ему на ноги, протягивала открытый исходящий паром термос и предлагала:

– Алёшенька, попей горячего чаю.

Мальчик понимал, что горячий чай следует пить из крышки термоса. Он качал головой и отказывался. А когда повернулся к окну и увидел ажурные белые крылья метели, взметнувшиеся сбоку от машины, как будто пытаясь оторвать её от земли. В этот момент впереди вспыхнули два круглых жёлтых глаза выплывающего из-за поворота грузовика. Дальше всё было как в замедленном кино. Жёлтый свет фар грузовика пересёкся с их белым. Грузовик повернулся боком, перекрывая дорогу и входя в занос. Крик мамы. Удар. Мир, который закружился в дикой карусели. Боль и темнота.

Мария Андреевна Сапожникова вместе с мужем уехала на Север за длинным рублём, когда её сын после окончания 8-го класса средней школы поступил в ПТУ.

Муж умер рано от непрекращающейся пьянки. Просто упал, возвращаясь с работы в лютую метель и стужу, уснул и не проснулся. Замёрз. Утром к Марии Андреевне пришёл участковый милиционер и пригласил на опознание. С тех пор она была одна. Устроилась на металлургический завод прачкой и проработала там до ранней пенсии.

Она пропустила, как её сын влюбился, женился, обзавёлся ребёнком. Её редкие визиты были желанными и сопровождались ахами и охами жены сына и крепкими объятиями внука, который искренне любил бабушку. Характер у неё был жёсткий и решительный, он проявлялся во всём. В манере говорить, перебивая собеседника, навязывая своё решение и оставляя последнее слово всегда за ней. В манере двигаться, размахивая руками, неся грузное тело, прижатое к земле, резко и стремительно в нужном направлении, а потом внезапно останавливаясь прямо в том месте, куда она шла.

Почтальонша пришла вечером, хотя сумерки ещё не наступили, принесла телеграмму и попросила расписаться. Мария Андреевна взяла очки, прочла телеграмму, опустилась на стул и выронила листок. По её щекам скатились две крупные слезы. Она решительно вытерла их рукавом фланелевого халата и приступила к сборам.

Примерно за три дня были погружены в несколько чемоданов все её вещи, куплены билеты на самолёт, а в её трёхкомнатной квартире поселилась «хорошая» семья: непьющий муж и работящая и хозяйственная жена.