Павел Амнуэль - Что будет, то и будет. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 6

* * *

Множество новых научно-фантастических идей, значительно опередивших свое время, можно найти в произведениях замечательного польского писателя Станислава Лема. Особенно продуктивными были для Лема шестидесятые годы, когда из печати вышли «Магелланово облако», «Возвращение со звезд», «Солярис», множество рассказов и, конечно, «Сумма технологии».

К счастью, пан Станислав жив и может сам проследить, как и почему входили в жизнь его идеи – например, идея компьютерного «фантомата», виртуальной реальности, о которой в шестидесятые годы даже и не думали специалисты по кибернетике.

Недавно впервые на русском языке вышли книги Станислава Лема «Диалоги» и «Мегабитовая бомба». Это не фантастика, это сборники эссе, статей, интервью. Большая часть материалов появилась в польской периодической печати в середине девяностых годов прошлого века, но есть и статьи новые, датированные 2002 и 2003 годами. Прожив тридцать-сорок лет после публикации сочинений, создавших ему имя в мире научной фантастики, Лем мог «остановиться, оглянуться» и здраво оценить и то, что произошло за эти годы с человеческой цивилизацией, с культурой, с той ее частью, что называется научной фантастикой, и, естественно, с той частью научной фантастики, развитие которой прямо зависело от его, пана Станислава, личного вклада.

Эволюция взглядов Станислава Лема показалась мне настолько удивительной для писателя-фантаста и философа, что возникло желание поспорить, доказать автору, что он не прав. Я понимаю, что вряд ли состоится (во всяком случае, в этом мире) наша личная встреча, и потому мне не остается ничего иного, как поговорить со Станиславом Лемом в той форме, в какой он сам порой отвечал своим оппонентам.

– Дорогой пан, – сказал бы я ему, – тридцать семь лет назад в «Сумме технологии» вы рассказали не только об идее виртуальной реальности, вы разработали эту концепцию в развитии кибернетики, оценили практически все известные сейчас плюсы и минусы «фантоматики», довели идею до ее логического завершения – той стадии, которая еще далеко не достигнута не только в нашей реальности, но и в нашей сегодняшней фантастике об этой реальности. Понятно, что ни появление самой идеи, ни, тем более, ее разработка не могли быть игрой случая, данью беллетристике, поводом создать смешные или трагические приключения персонажей. Идея «фантомата» была из тех идей, что называют прогностическими, такие идеи определяют развитие науки и техники на многие годы. В жанре эссе идея «фантомата» тщательно разработана в «Сумме технологии», в жанре фантастической новеллы – в «Формуле Лимфатера». В те же годы опубликовал свой «Онирофильм» итальянский фантаст Лино Алдани, подтвердив (независимо от вас, пан Станислав), что развитие кибернетики приведет к появлению новой реальности, неотличимой от обычной, реальности, в которой человек захочет остаться навсегда, потому что она будет лучше, как лучше для наркомана те игры подсознания, в которые вовлекает его доза героина.

Вы высказали идею, вы ее разработали, жизнь подтвердила ее прогностическую силу. И что же вы говорите сейчас?

Цитирую «Диалоги»:

«Однако же трактовать даже полностью сбывшиеся прогнозы как часть прогностических исследований не следует, ибо они были родом из беллетристики. Не стоит также и потому, что покровительствующая всякой беллетристике licentia poetica (поэтическая вольность) (вместе с привилегией, основанной на праве высказываний с преувеличениями, то есть таких, которые истинными быть не обязаны) придает высказываниям необязательность достоверности.

Возможно, будет так, как описано в романе, а возможно – совсем иначе, потому что как одно, так и другое беллетристам позволено».

И далее:

«Однако как-то так получилось, что мои прогнозы, фантазии родом из science fiction… начали понемногу осуществляться».

«…Со мной было почти так, как было бы с человеком, который еще при отсутствии первой старой пролетки с одноцилиндровым двигателем, встроенным господами Фордом или Бенцем, принялся бы рассуждать, какие страшные проблемы повлечет за собой общемировой рост моторизации, какие отравления окружающей среды она вызовет продуктами сгорания, какие возникнут транспортные пробки-инфаркты, какие проблемы с парковкой будут иметь городские власти и обладатели автомобилей и, в связи с этим, окупится ли людям вообще взрыв моторизации, принесет ли им пользу в туристическом и зрелищном (автомобильные гонки) смысле или, скорее, принесет опасности, неизвестные до сих пор в истории? А если бы еще этот провидец из середины XIX века захотел порассуждать о психосоциальных последствиях автомобильных заторов и пробок, его пророчества неизбежно посчитали бы странным черновидением! Так, собственно, и я не стремился переусердствовать в этой моей «фантомологии» эксплуатированием онтологических эффектов ее ВНЕДРЕНИЯ НА РЫНКЕ в рамках спроса и предложения (а как одно, так и другое находится уже СЕЙЧАС в фазе колоссального ускорения, миллиардных инвестиций и «технологически» возбужденных новых аппетитов, видимых пока хотя бы только в шокирующем нас лозунге – «иметь секс с компьютером…")».

История с провидцем из XIX века станет понятнее, если сопоставить ее не с придуманной личностью, а с теми действительно существовавшими предсказателями, которые писали о том, как жутко будет жить в Лондоне ХХ века, по крыши заваленном лошадиными нечистотами и овсом, поскольку «город растет быстрыми темпами, число жителей увеличивается непомерно, а значит, и лошадей скоро станет столько, что придется спасаться от них в деревне, где „прелести“ цивилизации еще не так чувствительны».

Над таким предсказанием, естественно, впору было посмеяться – и смеялись три четверти века спустя, когда в Лондоне действительно стало не продохнуть, но не от лошадиного навоза, а от зловония автомобильных выхлопов. Будь среди английских фантастов конца ХIX века свой Лем, возможно, и сегодняшний Лондон выглядел бы чуть иначе – во всяком случае, улицы стали бы строить более широкими в расчете на то, что по ним будут двигаться в два-три ряда эти «жуткие грохочущие телеги» – автомобили.

Но вас, пан Станислав, в том Лондоне не было. Зато вы были в середине ХХ века и писали о фантоматах, вошедших в жизнь три десятилетия спустя. Вы начали разрабатывать эту тему в фантастике (и в прогностике, кстати, тоже), вы ПОЧТИ довели ее до логического финала, и что же вы сделали, когда поняли, что ваша фантазия начала постепенно превращаться в факт жизни?

Цитирую по тем же «Диалогам»:

«Перестал писать, когда заметил, что то, к чему я с легкостью относился как к фантазии, проявилось в реальности, конечно, не в идентичном плодам моего воображения виде, но в подобном им. Я решил, что нужно сдержать себя, ибо еще додумаюсь до чего-нибудь такого, что мне уже совершенно не будет нравиться».