J. Hesla - Девушка с одним крылом

За всё это время Ирина и Павел приезжали трижды, чтобы проверить меня. Я знала, все люди не доверяют незнакомцам. В первую неделю они отнеслись ко мне с опасением, с трудом решившись оставить меня одну, но вернувшись спустя шесть дней их опасения растворились.

Я как раз была в саду и поливала растения. Лилии, которые как, оказалось, очень любила Виктория Семёновна, мать Павла Григорьевича, росли очень быстро. Не знаю, как так выходило, но к какому бы растению я не прикасалась, оно начинало расти куда быстрее. Ирина Владимировна тогда очень удивилась и обрадовалась. Тем же вечером нарвав букет лилий, они отправились в больницу.

Остальные растения росли в ещё более завидном темпе. Так быстро, что иногда мне самой приходилось срезать распустившиеся бутоны, чтобы они не пропадали зря. Тогда Ирина Владимировна сказала, что эти букеты можно продать. Так она начала заниматься продажей цветов, распространяя их по ближайшим цветочным магазинам.

Сегодня они приехали неожиданно. Я была в саду, и всегда когда я возилась с растениями, я погружалась в себя, абстрагировавшись от остального мира, так было и сегодня. Я не замечала и не слышала шагов по направлению ко мне, а опомнившись, обнаружила Ирину, стоящую за спиной.

– Прости, я тебя напугала? – с виноватым видом взглянув на меня.

– Ничего. Это я виновата. Надо было следить за всем, а я…

– Не оправдывайся. Всё в порядке, – успокоила она меня. – Ты сейчас свободна? – посматривая на только пересаженное растение с уже политой землёй.

– Да я уже закончила. Что-то случилось?

– Нет, нет. Ничего такого. Просто сегодня с нами приехал наш сын. И я вспомнила, что вы не знакомы. Хотя мы тебя уже достаточно хорошо узнали.

Ирина Владимировна позвала меня в дом. Там, сидя за кухонным столом, Павел Григорьевич и юноша двадцати пяти лет, над чем-то весело смеялись. Стоило нам подойти ближе, как эта идиллия разрушилась. Лицо парня исказилось в неприветливой гримасе, и я поняла, что это тот юноша, что я видела на дороге. Тогда я не думала, что он сын Павла Григорьевича, но теперь видела – они похожи.

Увидев меня, он напрягся и внимательно осмотрел. Относился явно с подозрением, словно ожидая от меня какого-то подвоха.

– Руж, это наш сын Максим. Учится на факультете искусств. – Представила женщина, даже не замечая открытой неприязни собственного сына.

– Привет. – Стараясь не придавать его отношению большого значения, я решила проявить приличие. Он не рвался вступить со мной в контакт или начать разговор, да и на моё приветствие, когда его мама представила нас друг другу, он никак не отреагировал. Всего лишь жестом показав, что рад знакомству, он вышел из кухни.

– Прости его. Он не со зла, – радушно промолвила Ирина Владимировна, смотря на его отдаляющийся силуэт. – Просто в последнее время в институте некоторые проблемы.

– Ничего. Я понимаю. – На самом деле я не понимала. Я помнила тот взгляд, через стекло автомобиля, но сейчас это был словно другой человек.

За те два дня, что они провели на даче, мне удалось немного узнать о Максиме. Например, он каждый вечер запирался в комнате на втором этаже и читал книги. В тот же момент он мог всё бросить как есть и в приступе вдохновения рисовать до восхода солнца. Он не любил хлеб, даже ни разу не прикоснулся к нему, за все приемы пищи. Каждый день от недосыпа он был с мешками под глазами, но даже это не могло испортить его лицо. Ведь морозные голубые глаза напоминали мне о том, как холодно он относился ко мне.

Сегодня утром, проходя мимо его комнаты, я заметила, что дверь приоткрыта и, не удержавшись, заглянула внутрь. Максим сидел на подоконнике и что-то сосредоточенно вырисовывал в альбоме. Чёрные как смоль волосы были зачёсаны назад, открывая белоснежное лицо. Нахмурив брови, казалось, он ничего не замечает вокруг, так я думала, но когда моя рука дёрнулась, непроизвольно толкнув дверь, он тут же взметнул на меня пристальный взор льдистых глаз. Его губы были плотно сжаты в раздражении. И тогда я поняла, что натворила. Он наконец-то отыскал что-то важное для себя, увидел главную деталь, а я разрушила всю атмосферу и его вдохновение.

– Прости. – Только и смогла я сказать и поспешила уйти. Мне было плохо. Я корила себя за то, что сделала, ведь знала и понимала, как для людей важна такая малость как вдохновение нахлынувшее внезапно.

Когда я увидел девушку, о которой упоминал отец, я в ту же секунду признал в ней странную незнакомку с дороги. У этой девушки были короткие до плеч ярко рыжие волосы с красным отливом. Они напомнили мне закат. И тёмные карие глаза, в которых таилось что-то, чего я никак не мог понять. Я так же видел и её крыло. Отчётливо видел и задавался вопросом, почему родители до сих пор не упомянули об этом? Они словно были слепы.

Её звали Руж, я слышал, как мама представила её, но не смог выговорить и слова. Я был в ступоре. Она поздоровалась со мной, но вид у неё был такой, словно я её пугаю. Не сумев произнести и слова, я лишь качнул головой и поспешил скрыться в своей комнате.

Странная. Она была странная. Но на данный момент меня это не волновало, ведь я согласился приехать на дачу лишь по той причине, что мама сказала, будто бы здесь меня точно настигнет вдохновение. Не стану отрицать, она была права. За городом было спокойно, а в перенаселённом городе было не продохнуть, как и в квартире, а ещё инцидент с бабушкой. От такого стресса мне совсем не удавалось рисовать, даже зная, что всё уже хорошо руки не двигались, стоило мне увидеть холст или хотя бы белый лист.

Здесь вдохновение настигало меня внезапно. Оно захлёстывало меня каждый раз с новой силой, словно пытаясь, затащись в себя, чтобы я увидел мир таким, каким мне хочется его видеть. Каждый в группе в универе говорил о том, как к нему приходит муза. Некоторые, даже умудрялись описать её, в основном как девушку, но моя муза была невидима. Когда она появляется, я чувствую лёгкое покалывание в правой руке. Это мой сигнал к началу работы. Здесь такое повторялось вновь и вновь, будто здесь был самый эпицентр вдохновения.

Этой ночью я практически не спал. Я делал в альбоме набросок своей будущей картины, и её следовало написать до выпуска, то есть за оставшиеся полгода. Кто-то скажет, что это достаточный срок, но не для меня. Я не привык работать спустя рукава, ведь уже решил стать профессиональным художником.

Я был погружен в себя и почти дорисовывал набросок, когда послышался какой-то громкий стук. В ту же секунду моя муза скрылась, оставив меня в одиночестве. Дверь в мою комнату была открыта настежь. На пороге стояла Руж. Тогда я понял, она наблюдала за тем, как я рисую, но мне это не понравилось. Никто никогда не видел моих набросков и не увидит, наверное, по этой причине внутри меня бушевала злость. Руж была в растерянности, как и я, я понимал это, но никак не мог перестать злиться за то, что она прервала моё вдохновение, которое итак не было частым гостем. Извинившись, она сбежала вниз по лестнице.