Владимир Моршенюк - Мудрые сказки для взрослых. Которые должны прочитать их своим детям обязательно

– Ну что ты, – пытаюсь ее успокоить.

– Пойми, что он рисовал все свои картины» на спор» с друзьями, завязав себе глаза, или по ночам без света, на ощупь! Сама посмотри: глаз на месте уха, нос на лбу, одна половина лица смотрит вверх, а другая назад.

– Аааа, – протянула она, – вот в чем дело. Завтра попробую у себя в садике. На другой день, встретив ее, взволнованную, спрашиваю:

– И как получилось?

– Ты что? Еще как! В сто раз лучше, чем на выставке. Завтра отнесу в галерею, пусть ту «мазню» выбросят, а повесят мои картинки, людям будет это гораздо интереснее.

– Покажи сначала мне, – робко спрашиваю. – А то вдруг подумают, что это из их запасников стащили, еще и «статью пришьют».

– Вот смотри, – и гордо протягивает папку с рисунками.

– Ух ты!, вот это да! – вырвалось у меня, – да они и правда в сто раз лучше тех, неси спокойно. Через неделю.

– Больше с тобой вообще разговаривать, и тем более ходить на выставки не буду! Так меня разыграть. А я, глупая, и поверила, что он рисовал по ночам без света и с завязанными глазами. Мне на выставке сказали, что на самом деле он рисовал только днем, и при ярком свете!

– Да ты что? – пытаюсь выразить удивление, извини, это просто в голове перепуталось, картины так похожи.

– С кем еще похожи? Опять меня разыгрываешь?

– Что ты, сейчас вспомнил, это так рисовал тоже очень известный художник. Он был очень большим оригиналом, не мог усидеть ни минуты на месте, и все время шагал, шагал, шагал, в одной руке держа картину, а в другой – кисточку, вот поэтому такие неровные линии, размазанные контуры, и цвета разные, так как окунал кисть в краску с разбегу, попробуй, попади в нужный цвет. А еще и картина выскальзывала из руки и поэтому иногда люди и получались нарисованными вверх-тормашками.

– Ну погоди, – не унималась она, – завтра поэкспериментирую. Прошло еще два дня.

– Ура! Мои дети талантливее и этого!

– лицо ее сияло. – Завтра понесу опять в галерею. Через день взволнованно-радостный звонок по телефону:

– Только послушай! В картинной галерее искусствовед сказала, что мои копии лучше оригинала! Вот и получается, что мои детки – всемирные таланты!

– Как это? – тут уж удивляться пришлось мне. – Это как еще понимать? Какие еще копии? С каких оригиналов?

– Да ты ничего не понял! Никаких оригиналов не было! Просто у Вовочки была только одна краска и та черная! Вот он взял и замазал весь лист в сплошной черный цвет А у Оленьки была только красная краска, вот она и срисовала все у Вовочки..

– Ну и дела, – подумалось мне – Вот и ходи после этого по галереям с девушкой, лучше уж в кино. Может ее дети еще не научились снимать фильмы?

Висел себе градусник за окном и ни о чем не думал. Да и о чем ему было мыслить, если кроме скелета из стекл, да и такой же трубочки с ртутью у благородных, а у него и вовсе с какой-то красненькой водичкой, вместо крови, ничего больше и не было. Замерзал он от холода, раскалялся от жары, промокал под проливным дождем, изнывал под палящим солнцем, но никому до этого не было никакого дела. Все только и смотрели на его черточки с нарисованными по краям циферками. Если было морозно – ругали погоду, если тепло – то хвалили солнышко. Обидно стало ему за такое несправедливое отношение к его такой трудной работе в невыносимых условиях.

– Хорошо им там в теплой комнате, развалившись в мягком кресле, смотреть мультики по телевизору, заедая шоколадкой, – думал обиженно градусник, – а мне только кусочек комнаты из-за занавески и виден. И вообще, почему приколотили меня гвоздями за руки и за ноги к этой противной, вечно накрашенной раме. Не люблю я ее, особенно когда между нами зимой пронизывающий ветер наметает сугробы, а после дождя сижу в лужах, пока не высохнут.

И так ему стало жалко самого себя, так грустно, так он возненавидел вся и всех, как будто бы они виноваты в его страданиях, что решил отомстить за причиненные ему огорчения и обиды. Думал, думал и придумал. Стал в лютые морозы показывать, что на улице вовсе не очень уж и холодно, а так, – свежо. Все ему верили, как и раньше, поэтому и выходили из дома легко одевшись, но пока добегали до работы, то руки и ноги звенели, как стеклянные сосульки, носы белели как намазанные мелом, зуб на зуб не попадал до конца смены. А градусник был доволен, что наконец ответил за все свои, как ему казалось, унижения и страдания. Но злорадство и чувство мести не покидали его.

– Я вам еще не такое покажу! Я вам устрою веселую жизнь! Вы у меня еще попляшете! – думал про себя градусник. И так ему становилось радостно от одних только этих мыслей, так хорошо и приятно, что не заметил как потеплело. И стал он вместо жары показывать дикий холод. Все одевались потеплее: свитера, куртки, шапки. Выходили на улицу, а там духота, солнце жарит, ни ветерка, парилка да и только. Взмокшие от пота, распаренные, измученные жарой еле доплетались до работы. Терпели, они все это, терпели и наконец глава семьи не выдержал, собрал всех и говорит:

– Хороший был у нас раньше градусник. Правильно температуру показывал, все были довольны. А теперь совсем испортился. И кто так на него мог повлиять? Характер стал у него просто невыносимым. Жалко будет с ним расставаться, но придется. И так столько раз из-за него на работу опаздывали: пока вернешься, пока переоденешься, автобус и уйдет.

На том и порешили. Взяли клещи, выдернули гвозди и отнесли беднягу градусника на свалку. Лежит он в куче мусора, вокруг битое стекло, пустые банки, коты какие-то постоянно топчутся по нем, сверху каждый день всякими отходами посыпают, того гляди, железкой ударят и привет.

Врать ему тут же расхотелось. Но и показывать температуру было некому. Ни правильную, ни придуманную. Коты и без него знали какая погода на дворе. А больше никого рядом не было. И стало тут ему не просто страшно, а ужасно. Вспомнил сразу чисто вымытую, вечно выкрашенную раму, улыбающиеся, смотрящие на него лица, и захотелось обратно, на окно, пусть даже с прибитыми железными гвоздями руками и ногами.

– Никому и никогда не буду больше мстить, – взмолился градусник Но никто его не слышал. Киски ушли спать. Затем приехал грузовик и увез контейнер с градусником неизвестно куда.

Жило себе радио, развлекая народ сказками, песнями, и прочими забавами. А люди, слушали и слушали, то улыбались, то грустили но в ответ приемнику не говорили ни какого спасибо, а только обижались иногда, что оно отвлекает их отважных, по-ихнему мнению, дел. Радио говорило, говорило, но как в «стенку горох» – ты его бросаешь, а он отскакивает тебе обратно; так и радио – слышало только свое эхо. Скучно стало для радио и грустно, что его никто не замечает как друга, а только как способ борьбы со скукой, и в один прекрасный день оно – взяло и сломалось.