Стас Колокольников - Эстетика бродяг

На серой стене, возле которой я остановился выпить, кто-то вывел оранжевой краской «here is fun» и пририсовал стрелку, указывающую − стену нужно обойти.

Я так и сделал.

Обошел здание и обнаружил несколько столиков − небольшое уличное кафе для работников офисов, занимающих первые этажи. Столики пустовали, лишь за одним сидела молодая женщина и пила какую-то шипучую гадость, закусывая фисташками.

Бывало я приставал к женщинам на улице для знакомства, навязывая себя. Но чаще я их гипнотизировал, как удав. Сейчас я сам замер и чуть не выронил ведерко. Сомнений не было, я опять наткнулся на неуловимый призрак женщины своей мечты. Мне и раньше они встречались, но исчезали, прежде чем я успевал объясниться. Или принимали мифический образ какой-нибудь Мэрилин, Риты, Умы, Милы…

В этот раз она находилась в двух шагах и не спешила уходить. Я решился сделать комплимент, но, подойдя ближе, растерял запас куртуазной словесности. Догадливости хватило лишь на то, чтобы поставить перед ней ведро и галантно предложить:

− Предлагаю выпить за встречу. Это чудо!

− Вы кто? − испуганно спросила женщина.

− Трубадур.

− Кто?

− Тру-ба-дур. Как Гираут де Борнель из округа Эксидайль, у которого не было ни гроша за душой, а он умудрялся проводить все свои дни в кабаках да при дворах богатых сеньоров, служивших его покровителю герцогу Лиможскому. Мужчина прославлял чужих дам и бродячую жизнь.

Молодая женщина поморщилась и сделала движение встать.

− Извини, я сегодня выиграл ведро вина на ярмарке, − доверительно сообщил я. – И потерял голову от везения, потому что сегодня, кажется, мой день.

Она поднялась, но не уходила.

− Как тебя зовут? Скажи, − упрашивал я, чувствуя, что не внушаю доверия. − Оставь хотя бы номер телефон.

− Меня зовут Юлия, а номера я не оставлю. Ты странный…

− Оста-а-авь. Оставь обязательно!

− Зачем?

− Я исполню любое твое желание, − твердо пообещал я. − Какое твое главное желание?

− Уехать в Париж.

− Считай, что ты уже там.

Она улыбнулась, вырвала из блокнота листок, написала номер и протянула.

− Вот, − сказала она. – Удачи.

И пошла.

Я смотрел вслед молодой женщине, видел, как качаются бедра, и влюблялся, влюблялся, словно падал на дно своего ведерка. Хотя, возможно, у меня просто крыша поехала от выпитого. Свернув за угол, я помочился и положил бумагу с номером поближе к сердцу. Потом, подумав, нежно потерся об неё х*ем и опять положил к сердцу. Вздохнул и так, оставшись с расстегнутыми штанами, припал к краю ведра, опустошив на четверть.

− Как не стыдно, молодой человек, − запричитал за спиной старческий голос.

− Мне стыдно, правда… Но сейчас я не человек.. Я рыба-анабас, пьяная-пьяная… − задумчиво проговорил я, застегивая ширинку,

Хлопнула дверь.

− Сумасшедший, − пожаловалась кому-то старушка.

У меня кольнуло в печени и я, не глянув в сторону недовольных жильцов, пошел дальше. Бухлишко сыграло злую шутку, мой корабль сходил с рельс, я шел на дно. Беспечная игра с Бахусом не проходит бесследно. Только в одном случае из ста угадываешь в своем отражении рога и хвост, в остальных тебя водят за нос до тех пор, пока не подвесят над пропастью, а потом прилетит большая птица и склюёт печень.

Начинало подташнивать. Срочно требовалось поделиться с кем-нибудь своим богатством. Кто угодно − лишь бы в компании, я был готов распивать вино с сатирами. И они не преминули появиться. Их было трое. Хитрецы знали, чем угодить, чтобы содержимое ведра перекочевало в их глотки.

Вино требует песен, и сатиры пели всё, что я хотел услышать. Они дружно затягивали песни о моряке на деревянной ноге, о сладкой Дженни. У них не возникло бы трудностей с репертуаром, попади они к эскимосам или на вечеринку в другую галактику. Сатиры играли в местном кабаке, имели человеческие имена, модные прически, перстни и серьги в ушах. Стоило им взяться за инструменты, как на слушателей нападало желание веселиться и прожигать жизнь.

В обнимку с сатирами я шел по городу, утверждая, что каждый имеет право сойти с ума, как ему заблагорассудиться.

− Еще глоток-другой и мы доберемся до тайников сознания, где хранится любовь ко всему сущему! Суть настоящей свободы! – вещал я.

Сатиры кивали, шарахались прохожие.

− Нам нечего скрывать, мы стали частью природы, − говорил я.

Сатиры громко смеялись.

− Кто сказал, что дни трубадура сочтены только потому, что он подставил свой парус под безрассудный пьяный ветер? – спрашивал я, теряя сознание.

− Никто так не скажет. Давай выпьем еще, − говорили сатиры где-то вдали.

− Где я? – очнулся я. − Ведро еще не опустело?

Мы валялись на лужайке в парке, а с нами еще две молодые женщины. Сатир подмигнул, схватил ведерко и исчез. Пока я судорожно курил сигарету, вспоминая, что же было − как мы здесь, он вернулся с полным ведерком вина.

Женщины захлопали в ладоши, одна из них обернулась ко мне и, хитро прищурившись, проговорила:

− Мы слышали, ты трубадур. Что-нибудь скажешь по этому поводу.

− Вина чрезмерно не бывает, пока хоть кто-то наливает, − сказал я и нырнул в ведро.

− Ты, наверное, много сочиняешь о любви? − спросила вторая женщина, когда я вынырнул.

− Да, − охотно поддержал я беседу. – Сочиняю я много. Но порой не разберешь, кто напевает в ухо ангел или демон. Впрочем, зеркало никогда не ищет нас, мы сами заглядываете туда, чтобы увидеть нечто похожее на правду.

Женщина с улыбкой покачала головой, давая понять, что не поняла моего бреда, и сказала:

− Что ж, раз тебя одолевают такие мысли, значит, ты что-то знаешь о жизни.

− Да нет, ни хрена я не знаю. Просто я псих, и гляжу на мир боковым зрением.

Эти слова не понравились женщине, она поморщилась.

− Но тебя я вижу хорошо, ты прекрасна, − добавил я.

Женщина улыбнулась. Хотя прекрасной она могла показаться только после доброго глотка вина.

− Ну что, поедем к тебе? А то можем и ко мне, − предложил я. – Зови меня Мирон, или Бражник. Как тебе больше нравится.

Сатиры дружно засмеялись, наблюдая, как я полез к женщине целоваться и упал.

− Успокойся, − сказал один из них. − Это женщина моя.

− Какая мне разница, чья она, − бормотал я, пытаясь подняться. – Если она не прочь развлечься со мной, то это наше дело. Что ты лезешь?

− Выпей-ка лучше еще вина, дружок, − сказал сатир.

И силой окунул мою голову в ведро.

− Теперь у него будут другие заботы, − услышал я издалека.

Не знаю, что имелось в виду, но моей единственной проблемой стало то, что я не мог вынырнуть, как ни старался. Меня окружал винный кошмар, внутри него играла музыка похожая на «Soul desert» группы Can.

Вынырнул я на другом конце города. Я стоял на краю тротуара у самой дороги, где проносились машины. Чей-то плеер в ушах, в руках ведро, на дне плескалось вино. Редкие прохожие обходили меня стороной, как чумного. Заглянув в ведерко, я увидел отражение, оно выглядело подозрительно и маниакально, такие рожи встречаются на свалках у парней, выискивающих в кучах мусора какую-нибудь дрянь.