Станислав Беляев - Паралич

В это предгрозовой день настроение Татьяны Андреевны было подстать погоде – такое же пасмурное. Сегодня ей предстояло ехать в город на судебное заседаниен по делу сына, которого обвиняли в краже.

Она была женщиной уже не молодой, выглядевшей за шестьдесят, давно отвыкшей быть женственной – не из-за прихоти, а из-за жизненных обстоятельств, которые научили её жесткой экономии. Как и множество женщин из глубинки, она не знала, что такое ботокс, филеры и многочисленные процедуры московских модниц: лицо покрывали глубокие морщины, а припухлости под глазами напоминали о бессонных ночах, тяжелом труде и перенесённых на ногах болезнях, которые к старости проявлялись болями в спине и суставах, единственными доступными процедурами были покраска волос и то по необходимости и женской тяги к красоте, да покупка помады в ближайшем дешёвом магазине косметики для особых случаев.

Стоя у зеркала, Татьяна Андреевна тщательно готовилась: выбирала, что надеть из её немногочисленных нарядов, и хотя она давно ничего себе не покупала, предпочитая спортивные костюмы или брюки с кофтой, от этого выбор был не менее тщательным, как будто именно это смогло решить ход дела. Укладывая свои каштановые коротко-стриженные волосы, некрашеные у корней от чего становилось видно четкое разделение между поседевшими двухмесячными отростками и старой стрижкой, Татьяна Андреевна, смотрела в зеркало и старалась не придавать значения происходящему вокруг. Ей было не до этого, ведь предстоял не легкий разговор, которых она на дух не переносила.

Когда-то яркие голубые глаза тускло поблескивали, руки предательски дрожали, не давая сосредоточиться – её приготовления ей не помогали. Женщиной она была не робкого десятка, могла выругаться и чертыхнуться без какого-либо стеснения, но в разговорах просить не умела, так же как общаться с начальниками и всеми, к кому нужно было находить подход.

Чтобы как-то отвлечься она включила телевизор, который громко рычал обрывками фраз из очередного новостного канала. Её слух выхватывал обрывки расследования крупных хищений очередного экс-руководителя каких-то там имущественных отношений, для которой выбирали меру пресечения, но, ничего в этом не понимая, она не прислушивалась и ходила из одного конца комнаты в другую, пытаясь понять как себя будет вести.

Ей предстояло выехать рано, чтобы добраться ко времени судебного заседания, которе было назначено на вторую половину дня. Впрочем, ей было не привыкать вставать и еще раньше для того, чтобы поехать в интернат на работу, где её ждали брошенные дети-инвалиды, как их теперь принято называть дети с особенностями развития, которую придумали официальные лица, и, по большому счету, которым было плевать как на самом деле что называется – лишь бы не мешали. Но сегодня она взяла отгул, поэтому её организм сам разбудил Татьяну Андреевну ни свет ни заря.

Чтобы доехать до суда, который находился в часе от дома, нужно было идти к автобусной остановке, которая находилась достаточно далеко: нужно было подняться по двум лестницам, потом пройти еще вверх по улице, повернуть на лево, и только тогда её можно было увидеть между двух старых сосен. Времени оставалось немного, но Татьяна Андреевна все равно откладывала выход на улицу, нервно скрещивая пальцы. Сердце стучало бешено и на теле выступал холодный пот, как только она представляла себе, как все будет происходить. Время бежало то очень быстро, то как будто нарочно убыстряя ход. – Пора выходить, – уговаривала она себя, – пора. Татьяна Андреевна закрыла глаза, глубоко выдохнула и, постояв в центре комнаты несколько секунд, проверив, все ли выключила, все же вышла на улицу.

Она шла по поселковой дороге мимо невысоких двухэтажных и частых домов, иногда напоминавшие бараки, в перемешку с пятиэтажками. Мимо сновали дети, громко крича или возясь на старой площадке, которая досталась им в наследство еще от советских детей: прочно сваренный турник, асфальтированная поверхность для игры в футбол и волейбол и «слон», так называли пятиметровое сооружение из шин и металических труб, некогда сваренные между собой залихватскими сварщиками для местных детишек, походившее на это благородное животное, и хотя дети никогда не видели его в живую, но точно знали, что он именно так должен был выглядеть – и как настоящее дикое животное с его помощью были сломаны ни одна пара рёбер и рук. Эту площадку обещали переделать по какому-то нац. проекту, но наверное были какие-то более важные траты, хотя деньги наверное, выделялись, кто там их разберет.

Мысли роились в голове как пчелы, Татьяна Андреевна не замечала, как она проходила один дом за другим, улицу и повороты, человека за человеком, пока не дошла до остановки автобуса, который повезет её, может быть, на последнюю встречу с Игорьком – так звали её сына. Научная горьким опытом, она не надеялась, что его отпустят, готовясь к худшему.

Воспоминания бросали её в далекие девяностые; в те дни, когда он был еще маленьким, упрямым и не послушным, но добрым мальчиком. Татьяна Андреевна вспоминала, как он помогал ей убирать классы в садике-школе, в которой сам же и учился (она смогла его пристроить поближе к себе только тогда, когда сама стала там работать), как подметал дворовую территорию и находил грибницу маслят в еловых зарослях, а за тем, аккуратно подрезая плодоножки и выходя из кустов, радостно махал ей ими. Возвращалась к тем дням: когда собирала еду, которые дети не съели в в группе, чтобы покормить его – дружба с поварами и раздатчицами в девяностые годы была жизненной необходимостью; как Игорь любил есть на завтрак намоченный хлеб с сахаром и чаем, как бывало ели черный хлеб с чесноком на ужин, любили играть в лото при свечах, когда отключали свет всему району, приглашая к себе родню со стороны отца Игоря – его троюродную сестру и тётку и при включенной газовой плите, чтобы можно было наощупь дойти по длинному коридору к кухне и разглядеть чайник – пиши заваренный чай из пакетиков; как ходили в поле подальше от дороги, чтобы насобирать снега в эмалированное ведро, и растопить его на плите, когда очередь доходила до отключения воды, а привозной, которую районная администрация завозила по часам в округлых советских бочках с надписью «Квас», не хватало для ежедневных нужд.

В какой-то момент Татьяна Андреевна даже умудрялась днем работать в садике а в ночь выходить на шабашки: выпекать хлеб, куличи на Пасху или фасовать крупу – но и этих денег не хватало, чтобы полностью обеспечить растущие потребности в одежде, еде и учебниках. Единственно, что её успокаивало в те дни – Игорёк был самостоятельным, поэтому, когда он сам первый раз сварил суп из куриных кубиков и лапши – она была очень горда им. И пусть бульон получился не наваристый, так как это была вкусовая добавка и натурально ничего в нем не было, Татьяна Андреевна, съев все, что было в заботливо приготовленной для неё тарелке, похвалила сына, про себя моля Бога, чтобы он вырос и все у него сложилось благополучно.