Иван Царицын - В краю гор и цветущих долин

Лера выплеснула чай на раскалённые дрова. Раздалось яростное шипение, взметнулся пар и тут же растворился.

– Ладно, я окончательно уморилась. Иду спать.

Она полезла в землянку, где уже давно храпел на деревянных нарах Коновальцев. От соседнего костра доносились хиханьки и хаханьки – там советские медсёстры пили водку с немецкими солдатами.

Первым, кого Пётр увидел, когда утром вылез из землянки, оказался капеллан в военной униформе и с фиолетовой столой на шее.

– Хэндэхох, – ухмыльнулся капеллан и протопал мимо.

– Милости прошу к нашему шалашу, – поприветствовала Лера.

– Что-то уже не смешно, – ответил Пётр. После ночи на неудобных жёстких нарах у него болело всё тело, и раскалывалась голова.

– Ну что товарищи, готовы к штурму? – проговорил Коновальцев торжественным тоном. – Для нас это большая честь. Нам оказали доверие, приняли как равных. Давайте мы проявим себя сегодня с наилучшей стороны и не посрамим честь родной организации.

К ребятам подбежал Новиков – руководитель клуба реконструкторов.

– Ваня, срочно нужен один человек. У нас не хватает людей поставить на шлагбаум.

– Пётр, – Иван повернулся к юноше, – можешь помочь нашим товарищам?

Мельниченко широко зевнул, протер заспанные глаза.

– Надолго это?

– На всё мероприятие, – Новиков имел вид нервный, будто отсутствие человека на шлагбауме могло сорвать штурм. – Зрители будут пытаться пройти, а там заряды лежат, нужно никого не пропускать.

Пётр бросил взгляд на мосинки, разложенные на брезенте и подготовленные к реконструкции. Из одной из таких винтовок он должен был сегодня стрелять. Он мечтал, как с мальчишеским восторгом побежит к вершине, не взирая на взрывы. Но сейчас сквозь дремоту к нему пришло чувство коллективизма и заставило поставить интересы организации выше собственных хотелок.

– Хорошо, – ответил Пётр и опять зевнул.

Реконструкция штурма должна была начаться в девять утра. Советские войска расположились вниз по склону, им предстояло взбежать, выбить немцев с их позиций, захватить гнездо миномёта вместе с самим миномётом, укрепиться, и затем, преодолев окоп, закончить штурм на вершине.

Солдаты лежали на траве, ждали сигнала. Морпех в бушлате и бескозырке курил махорку. К морпеху были претензии – на его бескозырке значилось «Балтийский флот». И он не мог объяснить внятно, что Балтийский флот делает на черноморском побережье.

Коновальцев прижимал к груди мосинку, в кармане ватника лежали холостые патроны. Он раз за разом поглядывал на Леру. Девушка никак не могла удобно приспособить каску на голове. Каска постоянно сползала на глаза.

– Давай я тебе свою дам.

– Та, – отмахнулась Балабанова. – Нормально всё.

Вместе с Новиковым ей предстояло стрелять из противотанкового ружья Дягтерёва. Он показал ей толстую цилиндрическую петарду.

– Вот они, заряды.

Раздался пульсирующий вой сирены. Над головами пролетел самолёт, за деревьями к небу поднялась стена пламени и чёрного дыма. Правую щеку Леры обдало жаром. Прогремел новый взрыв, и очередной столб пламени облизал макушки деревьев. Лера почувствовала жар на всём теле. Солдаты приготовились.

– Ура! – рванули вперёд.

Коновальцев занял место в гнезде рядом с миномётом. Кругом трещало и грохотало. Он прицелился – чёрные фигуры немцев, отстреливаясь, пятились назад. Нажал на спуск – раздался хлопок, дуло винтовки ярко вспыхнуло. Дёрнул затвор – дымящаяся гильза вылетела в траву. Руку в карман за следующим патроном. Рядом с окопом взорвался мешок с цементом, и серая пыль бесформенным облаком взметнулась ввысь. Коновальцев понял – надо бежать дальше, прыгнуть в окоп. Он посмотрел, где Лера. Девушка и Новиков лежали на земле – он заряжал ружьё, она целилась. Перезарядив мосинку, Иван помчался в плотную пелену дыма.

Лера наблюдала за ним в прицел. Новиков спичкой поджёг фитиль петарды и вставил шипящий цилиндр в затвор.

– Закрывай!

Лера щёлкнула затвором, протолкнув петарду чуть вперёд. Выстрел. Она успела отвернуться, чтобы ручка, отскочив обратно, не ударила ей в глаз. Лицо было испачкано копотью. Ноздри резал острый запах гари.

Взорвался второй мешок с цементом. Лера уткнулась в траву. По каске забарабанили клочья земли и цементный песок. Когда подняла голову, увидела медсестру, перевязывающую голову советскому солдату. Вдруг медсестра выпрямилась, схватилась за левую сиську – якобы за сердце, и, вальяжно вскинув руки, упала в кусты.

«Ну-ну», – подумала Лера.

Сквозь дым и треск до неё донёсся крик:

– Балабанова!

– Давай, беги к нему, – сказал Новиков.

Она бросилась вверх по склону. Краем глаза увидела падающего на колени немца. Прыгнула в окоп. Коновальцев встретил её сияющим взглядом, глаза его были как будто влажные. На лице цвела придурковатая улыбка.

Они глядели друг на друга – счастливые молодые люди. Их сердца не знали страха. Они жили здесь и сейчас, не имея ни прошлого, ни будущего. Осознанность момента, единственного, яркого, вечного момента, прочно засела в юных умах. Мир внезапно стал чудом – в нём разрывались снаряды, трещали пулемёты, душил противный запах дыма.

– Пошли, – сказал Иван.

– Ага, – кивнула Лера.

Они выскочили из окопа. Коновальцев, присев на одно колено, выстрелил в никуда. Балабанова стояла за его спиной. Она была счастливее всех на свете. Вместе со своим мужчиной делать общее дело – разве не в этом смысл жизни?

– Ура! – раздалось со всех сторон.

Штурм закончился. Белые, серые, чёрные клубы дыма ползли по склону. Выжившие бойцы палили в воздух из автоматов ППШ и винтовок Мосина. Лера одурело смотрела на поле сражения, взрыхлённое взрывами, усеянное кусками вырванной земли. Её раздирало желание полностью раствориться во всеобщем ликовании, в звуках выстрелов, в сказочном этом моменте.

– Убитые – встать! – скомандовал голос из динамиков.

Через некоторое время бойцы выстроились в две шеренги – советы отдельно, немцы отдельно. Началось награждение. Новиков вручал советским солдатам копии настоящих медалей «За оборону Севастополя» и «ХХ лет РККА».

– Медалью «Двадцатилетие создания Рабоче-Крестьянской Красной армии» награждается Иван Коновальцев.

– Господи, – прошептал Иван.

Он вышел из строя, и после того, как Новиков вручил ему награду, повернулся к солдатам и отдал честь:

– Служу трудовому народу!

Пётр наблюдал за награждением. Его давила зависть. Он, скучая, простоял у шлагбаума, лишённый удовольствия побегать с винтовкой под взрывами. Как будто мальчик уровня принеси-подай. Девочку ведь не пошлёшь работать, а второй – главный, первый секретарь.

Он злился на Ивана – тот и радость получил, и медаль следом. А Пётра даже по плечу не похлопали, даже спасибо не сказали за проделанную бесполезную работу – ни один человек не подошёл к грёбанному шлагбауму! И почему он никогда ничего не получает взамен, когда другим, особенно руководителям, достаются все ништяки?