Зина Капина - Дружба-любовь. Школьная повесть

– Извините за опоздание, – сказала я виновато.

– Ну, проходите! Вечно вы опаздываете! – укоризненно сказала историчка, живущая рядом со школой.

– «Тебя бы туда!» – подумала я, вспомнив про остановку, но руки мои уже раскладывали учебники на парте, и умиротворенный голос любимой учительницы быстро успокаивал меня. Через минуту я уже с интересом вникала в рассказ об истории моей страны, где ничего не говорилось о наших автобусах и других мелких, ничего не значащих, проблемах нашего замечательного бытия.

В середине урока в дверь постучали, просунулась голова мальчика:

– А можно Рамова на минуту?

Училка вопросительно посмотрела на Рамова, а тот уже мгновенно начал собираться, складывая все в ранец. Они кивнули друг другу, и Рамов вышел из класса.

– Это из-за тебя! – язвительно прокомментировал Рожок с первой парты, и весь класс посмотрел вопросительно на меня.

– А я тут причем? Я вообще его не знаю! – сказала недоуменно я.

И, действительно, я его видела в первый раз, этого мальчика, который увел Рамова в неизвестном направлении.

– Драться пошли! – прокомментировал Рожок.

Я пожала плечами. Я не знала в чем дело.

На следующий день Рамов пришел с небольшим синяком.

– А что случилось? – спросила я его.

– Да, ничего особенного! – ответил он, показав, что больше не хочет говорить на эту тему.

– Ну, ладно! Не хочешь говорить – не надо! – и я повернулась к соседке по парте.

Спустя некоторое время я узнала через подружку парня из нашего класса (а парни-то были в курсе!), что этот незнакомец из соседней школы увидел меня на катке, и я ему понравилась. Но к нему подъехали и сказали, что я занята, и дружу с Рамовым, что было правдой. Вот он и пришел разобраться.

Все стало ясно! Ну, драться – это было нормой для мальчишек, и причины могли быть разные, в том числе и девчонки. Честно говоря, когда из-за меня дрались, меня это никогда не волновало. Пусть дерутся, если им хочется, на то они и парни!

С учебниками была напряжёнка, а я еще вдобавок свой оставила у сестры, к которой заходила после школы. А урок-то по литературе надо было выучить! Я знала точно, что меня спросят. Почему точно? Потому что была такая примета у школьников, что учитель в конце урока, ставил в журнале точки напротив фамилий тех учеников, которых собирался вызвать на следующий день к доске.

И все старались заглянуть журнал: и те кто сидел на первой парте, и кто отвечал у доски тоже старался заглянуть через плечо учителя, и остальные, которые подскакивали к столу, как только прозвенит звонок. И если он не успевал захлопнуть журнал, то эта учительская тайна становилась явью. Обычно он успевал.

Итак, меня предупредили, а учебника-то нет. Я стала рыться в этажерке в надежде найти хоть что-нибудь по биографии Л.Н. Толстого, и вот оно счастье! Передо мной учебник по литературе за девятый класс, но только старого выпуска, десятилетней давности, по которому занималась моя старшая сестра.

Ну и что! Это же не физика и не химия, и наука за десять лет по литературе вряд ли открыла что-то новое, подумала я, и я стала радостно изучать биографию.

На уроке меня вызвали первой. Я вышла и уверенно стала отвечать. Биография была длинная, и я долго и подробно рассказывала про дом Толстых, про богатую библиотеку, про большую семью.

Неожиданно замечаю, что класс с большим вниманием слушает меня. Это даже заинтриговало: чего это они?

Когда я закончила, наша литераторша ласково спросила меня:

– А какую дополнительную литературу вы читали еще к этому уроку?

Я удивленно посмотрела, а классная уточнила.

– Вы нам так много и интересно рассказали про биографию, а в учебнике и половины этого нет?!

Я про себя удивилась, ну не буду же рассказывать, что учила по допотопному учебнику.

– Да, ну, читала что-то в журналах, в книгах, да, и давно уже. Конкретно, и не вспомню где, просто запомнила, – скромно ответила я.

– Пятерка!

По пути к парте, я перехватила несколько восхищенных взглядов. Видно, что им понравился мой длинный рассказ, выученный (ах, какая я молодец!) по старому учебнику.

И тогда я подумала: «Вот оказывается как можно просто всех удивить! Да, и себя тоже».

Но урок мог пройти и по другому сценарию, и был он придуман не мной. Однажды прозвенел звонок на урок. Я влетела в класс и сразу заметила как этот шельмец Русов что-то засунул мне в парту, и быстро отскочил. Я ничего не успела понять, а за мной уже входила наша литераторша.

– Садитесь! – сказала она, и тут же раздался вопль Рожка.

– А у меня учебник украли!

– Кто взял учебник?

Все молчали. Я уже поняла, что эта книжка у меня в парте, и подсунул мне ее Русов. Но как об этом сказать?! Если я скажу про Русова, значит я буду ябедой?

– Всем встать, и пока не сознаетесь, будете стоять до конца!

Урок срывался. Я не знала как поступить. Стоять весь урок всем классом неохота. И надо сказать литераторше про книжку, но не быть при этом предательницей. И тогда я глазами показала ей на Русова.

– Русов, где учебник? – поняв меня, прокричала классная. «Классная» – это значит классный руководитель.

Русов подошел к моей парте, взял учебник и отдал его Рожку.

– Вы на нее посмотрите! Смотрит на меня такими чистыми, честными глазами, как будто она не причем?!

– Но я не виновата!

– Больше ни слова! Как можно так врать?! – разорялась классная.

У меня не было слов. Опять меня подставили. Но не могла же я про него сказать вслух!

Не могла, потому что боялась бойкота! Дело в том, что в предыдущей школе мне класс объявлял бойкот за то, что я «сдала» своего одноклассника. И это был тяжелый случай в моей жизни.

А дело было так. В нашем классе учился парнишка, был он двоечник, хулиганил, к тому же интернатский. Это значит, что родители его были далеко, а он – сам себе хозяин. И вот ко всем его бесконечным проступкам добавился еще один: разбитое окно в классе. Нас, комсомольский актив, вызвали к завучу. Долго-долго там мурыжили, часа два мы сидели после уроков и не выдавали виновника. Потом завуч мне пообещала, что ему ничего не будет, назовите только фамилию. Так как я сама никогда не вру, то я думала, что и завуч не врет, и выдала его фамилию при всех.

– Подумаешь, к его хулиганским поступкам добавиться еще одно разбитое окно? И что это изменит в выпускном восьмом классе? – думала я.

А это изменило. Разбитое окно оказалось последней каплей в чаше терпения учителей, и его выгнали из школы. А мне класс объявил бойкот.

Это было очень тяжело. Со мной никто не разговаривал. Бойкот был бессрочным. Прошел месяц, второй. Я никому не жаловалась. Учителя видели это, и восхищались как я держала удар.