Татьяна Ставицкая - Хореограф

Значит, он все-таки ждал волшебства. От путешествия или от Залевского?

Наконец, самолет пошел на посадку, и парень прилип к иллюминатору.

– Снимай свои наушники! Слушай Индию! – воззвал Залевский, ступив на бетон посадочной полосы аэропорта Даболим. Он надеялся окунуть мальчишку в море звучащих красок, чтобы тот услышал в них новую музыку. Хотел побыть для парня чародеем – дарить ему красоту. От себя лично.

Пройдя на удивление дотошный паспортный контроль и дождавшись багажа, они вышли из здания аэропорта. Залевский выгреб из портмоне остатки прошлогодних рупий и купил в дорогу упаковку воды.

– Я тебя потом научу пить, не касаясь губами емкости, – пообещал он спутнику. – И не покупай тут ничего, пока не загоришь. С новеньких дерут вдесятеро.

Мальчишка улыбался раннему утру, разноцветью ландшафта и напористым таксистам, осаждавшим прибывших путешественников. Марин провел переговоры со знанием дела, и вскоре они уже ехали на север штата, тряслись с легким дребезжанием на поворотах и колдобинах по загруженной трассе, увиливая от раздувшихся автобусов без боковых зеркал и от лихих байкеров: каждый ехал, как умел и как ему хотелось. Неожиданно возникшее зрелище целого моря придорожных лачуг, антисанитария, вонь испражнений и гниющих фруктов шокировали мальчишку.

– А что ты хотел? Жизнь тут примитивная и безыскусная в бытовом смысле. Многие наши даже подсаживаются. Но там, где мы будем жить, там почище. Я в прошлый приезд кондиционер купил. Надеюсь, он еще жив, – утешил спутника Залевский.

К Панаджи дорога постепенно сужалась, и накал дорожных страстей возрастал. Происшествия мгновенно обрастали толпами зевак, словно проводящих время у дороги в ожидании зрелищ. Образовавшаяся пробка нетерпеливо гудела, толпа гомонила. Начинало припекать. И уже давали себя знать последствия долгого сидения в самолете и в машине. Хотелось размять затекающие ноги и спину. А до Арамболя был еще час пути.

– Скоро уже, – обещал хореограф извертевшемуся спутнику и воображал с тайным ликованием, чем же обернутся для них индийские каникулы, чем наполнится его жизнь. Он примерно догадывался, но предвкушал (с неожиданным для себя волнением) что-то особенное. Его все-таки не покидало ощущение, что это никакой не совместный вояж, а он именно везет с собой этого парня в свою собственную Индию, в свой насиженный дом на берегу, в Индию, обустроенную так, как он всегда хотел – подальше от любопытных недобрых глаз, чтобы предаваться чистой радости и потреблять без оглядки все доступные удовольствия. В Индии, по-детски простодушном и удивительно мудром, непритязательном, но роскошно декорированном раю, где всего было чересчур – цвета, света, неги – на Марина непременно обрушивалась истерическая радость бытия, свободы делать все, что заблагорассудится, баловать себя.

Залевский поглядывал на спутника, изводимый соблазном и внезапным чувством вины за то, что должно было неминуемо случиться. Откуда взялось это непонятное и странное чувство вины, совершенно не свойственное ему, неуместное вовсе?

– Айо! Намасте! – хозяин гостевого домика, господин с брюшком и лоснящимся лицом цвета черешневого дерева, вышел им навстречу.

– Что он сказал? Так здороваются здесь?

И, не дождавшись ответа, повторил «намасте!».

– Он сказал: кланяюсь тебе, как божественному существу, – засмеялся Залевский, и с удовольствием отметил досаду на лице спутника.

Первым делом Марин проверил кондиционер. Тот работал исправно. Что же до самого жилища, то оказалось, что господин с брюшком не слишком озаботился его подготовкой к приезду гостей. Даже постельное белье не сменил.

– Жесть… – констатировал мальчишка, всерьез расстроенный увиденным. – Слушай, ты уверен, что нам надо жить именно здесь? Я брезглив до ужаса! Если ты думаешь, что у меня не хватит денег на отель, то не переживай, я вполне потяну стандартный сингл. Я смотрел в интернете.

Сингл никак не вписывался в планы Залевского.

– Успокойся, – усмехнулся он, – жилье оплачено, а тебе будет, на что потратить деньги. К тому же, здесь даже в «пяти звездах» не так уж чисто. И если мы поселимся в гостинице, ты не поймешь и не почувствуешь страну. В чужой стране надо жить так, как живет ее население.

На самом деле хореограф знал, что ему так и не удалось проникнуться ментальностью этого народа, постичь его. Он все равно был здесь пришельцем, туристом, а они, как и все аборигены популярных туристических мест, обслугой, которую он подозревал в разнообразных мелких кознях с целью нажиться и получить некое моральное удовлетворение, которое испытывает Третий мир при оплошностях Первого, хоть и зависит от него, как любой бедный труженик от богатого нанимателя.

– Разве все население так живет? Давай жить как те, кому повезло!

– Так и будет. Те, кому не повезло, живут в трущобах. Ты же видел по дороге из аэропорта. К тому же отели – на юге. А хорошие пляжи – здесь. На такси больше просадим. Здесь можно найти отличный, почти дикий пляж. Еще оценишь. Я терпеть не могу весь этот курортный набор: приставучих пляжных торговцев, лежбища неприглядных тел…

– Неприглядных тел? – тихо переспросил мальчишка.

– Кстати, надо еще воды купить. Ты не вздумай тут пить из-под крана. Фрукты можно есть только те, с которых снимается кожура. И в заросли не заходи: там водятся змеи и крысы.

На этом экспресс-инструктаж был завершен. Он говорил об Индии так, словно сам ее изобрел для личных надобностей и теперь жалел о некотором несовершенстве, вполне простительном, полагая, что красота искупает все прочее. Но мальчишка был не на шутку раздосадован.

– Ё-ё-ё… Куда ты меня затащил?

В дверь робко постучали, и на пороге, как по волшебству, возникла отроковица лет двенадцати – темноликая, с медовыми глазами. К груди она прижимала флакон дезинфицирующего средства.

– Всем надо жить, – объяснил Залевский спутнику и впустил фею чистоты. – И хозяин предпочитает, чтобы за уборку апартаментов платили отдыхающие. Пойдем, прогуляемся, пока барышня наведет тут порядок.

– Мы будем эксплуатировать детский труд? – смешно поднял бровь парень.

– Она и ее семья счастливы будут заработать на нас. А-то можешь сам.

– Нет-нет! Я предпочитаю держать для этих целей личного раба, – засмеялся он. – А пятна на стенах? С ними что делать? Не включать свет?

– Вечером увидишь, – отрезал уставший объясняться Залевский.

Спустя некоторое время, потраченное с пользой и удовольствием на первую индийскую трапезу в ближайшем ресторанчике, мальчишка вновь с огорчением оглядывал свежевычищенное жилье – чуда не случилось.

– Ну и рухлядь…

Гостиная с продавленным, видавшим виды диваном и резным колченогим столиком из пальмового дерева отнюдь не располагала к сибаритскому досугу. В просторной спальне распласталась низкая тахта с вылинявшим покрывалом некогда ориентальной расцветки. Стены носили особый оттенок охры, как будто в краску была подмешана оранжевая уличная пыль. Мутное зеркало в изголовье тахты, оправленное в старую раму, сохранившую местами следы голубой краски, множило светильники и окна, влекло отражением двух потусторонних мужчин, бледных странников, преодолевших тысячи километров в поисках рая. Весь уют этого дома сосредоточился в кресле-качалке с цветными подушками и резным изголовьем ручной работы. Отсутствие респектабельности до некоторой степени искупала веранда с окрашенными бирюзовой краской опорами навеса.