Михаил Веллер - Остров для белых

«Никто, кроме нас!» Нынешний Римский Поп – левацкая мразь, продажная тварь неосоциалистов. И тогда напоминаю я: Мы создали великую иудеохристианскую, евроатлантическую, белую цивилизацию – и никто не смеет отменять Десять Заповедей Господних! На том стоим и стоять будем! Не воруй, не убий, не лжесвидетельствуй, почитай отца своего и мать свою, не мужеложествуй!

Настало время сильных людей, брат. Настало время оружия. Победят и оставят семя свое храбрые, и сгинут слабые. И самый страшный грех в такие дни – это слабость. Слабость, нерешительность, неуверенность в себе. Время думать – и время действовать, время сомневаться – и время принимать решение. Барабаны грохочут в моем мозгу, боевые флейты поют в моей душе! Дерись и побеждай, будь сильным и не умри!

Да пойми ты: вот и настал Армагеддон! Свет и Тьма вступили в последнюю борьбу. Или победит человек – или мрази, дети Сатаны в человеческом облике соединятся с машинами, компьютерами, электронными устройствами – и киборги придут в наши дома, отнимут наш воздух и наш хлеб, и кончится история Человечества, и начнется история Постчеловечества, цифровых программ в чипах, породненных с генетически модифицированным сверхчеловеческим существом.

…Вот поэтому беллетристка кончилась, брат. Она возродится. Когда мы победим – и если победим. И я пишу о том, что нам приказано выжить. Судьбою и Богом, историей и нашей гордостью – нам приказано выжить! Все остальное не стоит выеденного яйца.

Ни Уоллис Симпсон, вышедшая после второго развода замуж за Эдуарда VIII, что стоило ему королевской короны Великобритании и превратило в герцога Виндзорского, никто из ее многочисленного семейства и родни, никогда слыхом не слыхивали о семье Барретов. Слишком огромная разница лежала между ними, слишком скромны в жизни были последние.

А потому нет никаких оснований считать, что Джаред Симпсон, правнук Френсиса Симпсона, младшего брата Уоллис, мог каким-либо образом узнать о неопубликованном романе Мелвина Баррета «Гибель Британии». Но. Френсис был страстным поклонником герцога Виндзорского. Отказавшийся ради его сестры от короны парень был кумиром Френсиса. Эндрю, это четвертое из своих семи имен предпочитал герцог, намекая на святого – покровителя Англии, Эндрю был чертовски славным малым, обаятельным, открытым и романтичным. Кстати, он всю жизнь полагал, что если бы Англия в свое время заключила мир с Германией, удалось бы не только избежать мировой войны, но и сохранить Британскую Империю.

Когда герцог умер, Джареду было семь лет, и он запомнил прямую английскую трубку знаменитого двоюродного прадеда, его костистые руки и какую-то нестарческую миловидность лица, на котором улыбка и насупленность сменяли друг друга мгновенно. Собственно, он видел Эндрю один раз, на годовщине их с Уоллис свадьбы, это было сугубо семейное торжество, и в тот год они всей семьей полетели в Париж, где жил герцог. В разговорах между собой тот дом они часто называли дворцом, а герцога – несколько фамильярно «королем»: это повышало их семейное самоуважение. Своего собственного прадеда Френсиса Джаред в живых не застал, но обожание Эндрю передавалось в поколениях. Собственно, породненность с королевской династией Великобритании было главным пунктом их престижа и фамильного самоуважения; ну, не без некоторого снобизма.

Итак, американский патриотизм двадцатилетнего Джареда в 80-е годы ХХ века носил форму дерзкой борьбы за социализм и ненависти к эксплуататорской Америке. Но семейное воспитание не вытравишь: он хранил пиетет к королевской фамилии и преклонялся перед решающей ролью Англии в уничтожении фашизма. К этому возрасту он не был согласен с германофильством великого прадеда, пусть и двоюродного. Он гордился родством и чтил его память – но понимал, что победа СССР и возникновение Мирового Лагеря Социализма – прекрасная, необходимая и справедливая вещь. Жертвы войны – ужасны. Но победа социализма – благотворна и неизбежна. Тогда Джаред учился в Нью-Йоркском университете, и книжный магазин на Бродвее в Нижнем Манхэттене, почти напротив их факультета, выставлял на витрине прямо перед входом Маркса, Троцкого, Мао и Маркузе.

Темой магистерской диссертации он избрал «Англо-Американский империализм как идеология Холодной Войны». Фултонская речь Черчилля. Колониальная политика. Общество потребления. Милитаризм и обогащение корпораций. Против народной экономики и справедливого распределения благ в странах, нацеленных на гармоничное развитие личности каждого и ликвидацию эксплуатации человека человеком.

Потом он стрелял в полицейского, потом отсидел в тюрьме четыре года, потом вышел и женился, потом писал статьи, преподавал в Беркли, растил детей, боролся за внедрение прогрессивных взглядов и ценностей, потом черные подростки, играя в «белого медведя», сломали ему челюсть и устроили сотрясение мозга; потом все пошло вразнос, «позитивная дискриминация», черные и латиносы могут быть тупыми, но не могут быть неуспевающими, потом легализовали открытое воровство в магазинах на сумму до 950 долларов, потом загадили весь штат; потом произошла Катастрофа.

Жена Джареда однажды ушла за чем-нибудь съестным и не вернулась, дочь работала в легислатуре Орегона, сын, похоже, ушел в партизаны и от него не было вестей.

В конце концов Джаред перебрался – это было непростое и небезопасное путешествие – на Аляску. Нашел там заброшенную хижину. На запасной свитер выменял футов тридцать лески и пяток рыболовных крючков. Ржавый топор нашел на брошенном складе среди гирь, наточил о камни, ножом вырезал какое-никакое топорище. Несколько старожилов научили его ставить силки на мелкую дичь и птиц, а рыбу ловить он умел в детстве. Наш профессор стал вести натуральное хозяйство.

И вот здесь, джентльмены, о, какой здесь произошел роман! Это сага, это эпос, это символизм такого масштаба, что Герман Мелвилл сам прыгнул бы в пасть Моби Дику быстрее Ионы и разразился рыданиями горше Иова. Ибо нашему англофилу и прогрессивисту в одном лице, нашему Джареду Симпсону, так сильно побитому жизнью, но, значит, мало она его била, а лучше бы убила до смерти еще в детстве, как не раз взывал и клялся он в Темные Годы, нашему интеллектуалу и родственнику незадачливого короля пришла в голову блестящая мысль повторить опыт отцов-пилигримов.

Вы чуете? Их там было человек сорок в том поселке. Из них восемь семейных мужчин, восемь замужних женщин соответственно, три старика и одна старуха, две девушки, несколько подростков и пятеро детей. И несколько холостяков. То есть полноценных работоспособных мужчин человек двадцать. И наш Джаред Симпсон, удачно поймав хорошего лосося и сытно пообедав, поправив на камне нож и побрившись, надев чистые высушенные рубашку и куртку (они замачивались в моче, и потом терлись золой и выполаскивались в проточной воде, древний способ, который восстановили в отсутствии моющих средств) – наш Джаред Симпсон собрал народ на ровной площадке между домами. Он ведь был профессор. Имел опыт бунтаря и заключенного. И он был родственник короля, черт возьми! И он произнес речь.