Ольга Солнцева - Подменная няня

– Ребята, вы отвлеклись! – прикрикнула я на них. – Свои частные вопросы будете на перемене обсуждать.

Мне не хотелось, чтобы дети догадывались, что я сама бегаю по ученикам после уроков. А тем, в свою очередь, незачем знать, что по месту основной работы я преподаю вовсе не те предметы, по которым натаскиваю их к ЕГЭ.

Так уж получилось, что английский я никак не могу забыть уже тридцать лет, а предметы общественного цикла мне пришлось выучить в аспирантуре для защиты кандидатской.

Анзурат глядит на меня с подозрением, как будто о чем-то догадываясь. Незнание многих русских слов не мешает ей тонко подмечать суть происходящего.

– Как пишется «гувернантка»? Через ГО или через ГУ?

– Через ГУ, – устало вздыхаю я и переключаю слайд.

Тогда, на уроке МХК, я и представить себе не могла, что когда-нибудь сама стану персонажем картины Перова. Зато теперь этот русский реализм привнес в мою жизнь и новые композиционные решения, и новые житейские вопросы. Впрочем, они новы лишь для меня. Я чувствую себя как институтка, которую выпустили из педагогического класса в Смольном. Но меня уже никак не назовешь барышней, да и пройденных классов набралось порядочно.

А вот курса молодой прислуги среди них не было.

Как склониться перед толстопузым купчной? Что протянуть ему своей дрожащей рукой? Как не потерять одновременно и достоинство, и жалованье?

Ишь, уставились на меня! Ну, чего разглядываете? Может, я и сама насквозь вас вижу, наниматели мои милые! Хозяин – тот еще ухарь, хозяйка – стерва, каких мало, сестрица ее – хитрая лимитчица, а детишки – под стать родителям. Сынок скороспелый – весь в папашу, а дочурка – вообще блаженная. Да этих детей учить – только портить!

Это мне так физик Мария Николаевна говорила про наших общих учеников, которым мы перемывали косточки после уроков.

Через размытый экран на меня тычет указкой мое собственное прошлое и объясняет смышленой Анзурат, чтО я есть такое.

Звенит звонок. Это снова Лина. Она беспокоится за меня, как сущий ангел:

– Душа моя, а у тебя есть рекомендации?

Рекомендаций, у меня естественно, никаких нет. Увесистая черная папка – мое педагогическое портфолио – не в счет. Вряд ли мать благородного семейства будет изучать дипломы и сертификаты.

Подруга согласна, что папку лучше не брать. Пускай так и пылится в прошлом.

– А насчет денег вы как договорились?

– Почасовая оплата. Как ты думаешь, а я справлюсь?

Мой добрый ангел знает, как важна для меня моральная поддержка близких людей. Институткам Смольного на их благом поприще оказывала духовную поддержку сама Дева Мария.

– Ну, ты же с тридцатью справлялась? – резонно спрашивает подруга. – А тут их всего трое. Завтра, кстати, день Серафимо-Дивеевской иконы. Икона умиления, слышала? Ты вот молитву выучи и повторяй про себя, если что. Ладно, я перезвоню.

Лина работает в своем офисе уже тридцать лет, и ей не до моих терзаний на новом поприще. Наверное, я не слишком доверяю духовным практикам, поэтому меня и носит по житейскому морю без руля и без ветрил. Мой добрый ангел в этом смысле – моя противоположность. Она верой и правдой служит хозяину-нефтетрейдеру, и не исключено, что им обоим помогают святые угодники. Чтобы продержаться в бизнесе столько лет у них, наверное, надо быть на особом счету.

Мне по душе больше научные методы. По запросу «книги о нянях» Гугл выдает 259 названий. Это художественная литература и нон-фикшн о выдающихся пестуньях, нянюшках, боннах и баюкальщицах. В основном это книги, посвященные няням знаменитостей. Правда, сами пестуньи не запечатлели на бумаге свой передовой опыт. За некоторых это сделали воспитанники по фамилиям Пушкин, Некрасов и Толстой, которых они учили русской культуре и краеведению. В двадцатом веке образ няни получил творческое развитие в экранном искусстве. Широкую известность приобрел отечественный мюзикл «Мэри Поппинс, до свиданья!», на котором выросло не одно поколение советских и российских детей.

Я ловлю себя на мысли, что снова готовлюсь к уроку МХК в восьмом классе. Интересно, как они там без меня? Помнят еще?

Я завариваю себе чай. От кипятка стекла запотевают, и я снимаю очки. Передо мной расплывчатое настоящее и такое четкое прошлое.

– 3 -

Когда мне было пять лет, мы поехали с мамой на Черное море – не то в Туапсе, не то в Анапу. Снимали жилье у хозяев – какой-то холодный сарай с удобствами во дворе. Меня угораздило подхватить двустороннее воспаление легких, и вместо того, чтобы загорать и купаться, я лежала на скрипучей кровати, рассматривая темно-зеленые стены. Мама ставила мне банки на спину, а я извивалась и ворочалась. Чтобы я не сбрасывала драгоценные стекляшки, она садилась рядом и читала мне вслух. Стоило кровати заскрипеть, как чтение прекращалось. Это было сигналом лежать тихо.

Детскую книгу, как и медицинские банки, нам дала одна очень добрая женщина, с которой мы случайно познакомились еще до моей болезни. Книжка называлась «Мэри Поппинс», а вот как звали ту женщину-доктора, которая меня спасла, я не знаю. Мы больше никогда не встречались.

Через несколько дней, когда температура немного отпустила, я взяла книжку в постель и стала разглядывать причудливые рисунки, выполненные тонким перышком. В них перемешивались реальность и вымысел, а на голубоватом форзаце была изображена главная героиня.

Позже, когда появился отечественный фильм, меня не покидало горькое чувство, что няню подменили. Она была совсем не похожа на мою Мэри Поппинс. Эта, киношная, была слишком милой и слащавой. А у той – настоящей, с обложки – на лице не было и тени улыбки. Наоборот, ее черный глаз косил, как у норовистой лошадки. Было совершенно ясно, что с такой не забалуешь и не будешь скрипеть о своих проблемах. Мощные ноги и маленькая аккуратная головка добавляли сходства с породистой кобылой, которая честно зарабатывает свой овес.

Уже потом, много лет спустя, я посмотрела диснеевский мюзикл по любимой книжке, где пестунья тоже пела и пританцовывала. Ее создательница – английская писательница Памэла Трэверс целых двадцать лет не позволяла Уолту Диснею превратить свою героиню в мультяшку.

– Мэри Поппинс не может петь и плясать, как какая-нибудь вертихвостка. Распевать фривольные песенки недостойно для гувернантки, воспитательницы, совершенно не в ее духе, – вдалбливала она волшебнику киноискусства. – Она не подслащивает горькое лекарство.

Чопорная англичанка со скрипом продала киностудии свои авторские права только в шестьдесят первом, когда оказалась на мели. Как она договорилась с советскими учреждениями культуры насчет своих авторских прав, история умалчивает.