Анна Гирчева - Куда я смотрю во время грозы

Но болело так сильно, что я слышала отголоски этого сквозь пелену всех таблеток и алкоголя.

Болела моя душа, мое сердце, мой Бог.

Болела середина меня. Была воспалена, обезображена, изнасилована.

Мы сидим с Антоном на кухне у Наташи.

Ночь. Вся водка выпита, стихи дочитаны.

Все ушли спать, и ты тоже.

Я помню, что мне очень уютно и спокойно. Горит мягкий, приглушенный свет, как от жёлтого тканевого торшера моего детства. В воздухе что-то тонкое, как будто еще есть время побыть с собой наедине.

Антон достает коробок с «травой» и предлагает покурить.

К утру мы скуриваем всё.

Никаких задушевных разговоров, никаких мыслей, никакой тревоги.

Только еще одна попытка отменить часть реальности.

«Хорошо посидели», – думаю я.

Потом меня тошнит. Я ложусь к некрепко спящему тебе и проваливаюсь в сон.

Пропускаю социологию. И еще одну часть своей, как резинка, тянущейся к никуда жизни.

Большая часть времени проходила в туманной пелене, как будто кассету все время перематывают вперед в поисках правильной песни. Помнишь фильм «Клик. С пультом по жизни»? Вот как-то так.

Я не хотела смотреть в сердцевину происходящего. Я боялась признаться себе, что жизнь, которую я каждый день выбираю, идёт по чужому сценарию. Я боялась обвинять и быть обвиненной.

А потом мы поехали на Новый Год в Москву.

Идея была простой: мы купили дешевое купе и собирались отмечать в поезде. А затем несколько дней гулять.

По самому красивому городу в мире, в бесконечной веренице гирлянд и шаров.

Мы собирались жить в Саларьево, у твоих родителей. У нас были также билеты в театр. Это был «Современник», спектакль «Три товарища». Чулпан Хаматова играла Патрицию.

Для меня все это было важно. Я точно помню, что эти детали: названия, места, книги, идеи – всё это было чрезвычайно важным. Я, возможно, жила деталями.

Мне было двадцать. И я стремительно ныряла в поиск лучшего места для себя. Туда, где хотя бы на мгновение замолчит мой глубокий внутренний голос, шепчущий, что моя жизнь – обман.

Мы решили прямо с поезда погулять по центру.

И вот тогда, как в фильме ужасов…

Что-то пошло не так.

Это холодное утро. Сырое. Всё вокруг сырое. И серое. И моё пальто. И мои волосы.

Я стою посреди почти серого города. Я помню, как дворник огромной метелкой пытается совладать с клочьями снега. А я не могу сделать ни шагу.

Я помню, как вжимаюсь в каменную стену сталинки. Глазами пытаюсь найти где-нибудь укрытие и не вижу его, отчего прихожу в ступор и ужас.

Может быть, я хочу где-то спрятаться?..

Помню, как пот тоненькими струйками стекает по моим вискам прямо под шарф и куда-то дальше по груди.

Помню, как меня парализует.

Я хочу в туалет, почему так стучит сердце?.. Да, всё закрыто, но я обязательно найду какое-нибудь кафе или что-то еще. Почему я теряю сознание, расплываясь в облаке серого дыма?

Ты пытаешься вернуть меня в разум. Но я только плачу и прошу отыскать туалет в этом гребаном городе.

И появляется что-то, отделяющее меня от других людей. Я словно оказываюсь внутри огромного мыльного пузыря и кричу оттуда, но меня больше никто не слышит.

Я помню, как с надеждой возвращаюсь домой.

Это Москва плохая. Там мне нехорошо.

Сейчас, дома, все наладится. Всё вернется на свои места. Я буду просто девушка и верить в лучшее.

Но ужас осел на мне. На моих вещах, на моем рюкзаке, на моих волосах. И самое гадкое: он проник внутрь меня, куда-то в низ живота. А еще – в плечи, в грудь и, возможно, в макушку. Теперь мне страшно.

Я помню, как впервые выбегаю с «пары». Помню, как дико хочу в туалет. Добегаю до него, чувствую расслабление внутри живота. И это странное ощущение – как будто хочу остаться внутри кабинки навсегда или хотя бы надолго.

Безопасно там, где тебя не видят. Там, откуда можно молчать.

Когда я возвращаюсь, напряжение снова во мне, и я прошу разрешения уйти с занятия совсем.

Постепенно я начинаю выходить в туалет на каждой «паре». Я пытаюсь себя успокоить, сказать, что, видимо, простыла или съела что-то не то. Но внутри себя не могу не замечать, что тело кричит мне о страхе. И страх становится главным, а я умираю внутри своей кожи.

Я не могу делать вид, что учёба играет важную роль. Это больше не так. Нет, не так.

Я только и могу теперь, что делать вид. Потому что середины меня – содержания меня – центра меня – нет.

Однажды я еду болеть за однокурсниц на какие-то соревнования.

Посреди пути меня накрывает волна ужаса. Я выхожу из автобуса. Иду во двор дома, сажусь на скамейку и остаюсь там на несколько часов. Я плачу. Меня трясет от ужаса. Я не могу встать, потому что в этот раз мне кажется, что подо мной останется лужа мочи, люди вокруг это увидят, и я умру от стыда за свое несовершенство. Прямо здесь, рядом с этой скамьей.

И в тот момент часть меня там действительно умирает.

Я возвращаюсь домой, буквально на ватных ногах. И какое-то время рыдаю в подушку, а затем проваливаюсь в сон.

Когда я просыпаюсь, жизнь не может оставаться прежней. Мне невыносимо.

И я начинаю исключать:

1. Соревнования, свои и чужие.

2. Поездки по городу, особенно дальние.

3. Встречи с новыми людьми (допустимы только в подготовленных обстоятельствах).

4. Конфликты и спорные ситуации в общественных местах.

5. Праздники, вечеринки.

6. Публичные выступления (особенно научные конференции – та твердая, зловещая тишина, внутри которой нельзя зевнуть).

7. Занятия (на которые необязательно, и иногда обязательно, ходить).

8. Активное участие в «Студенческих вёснах» (только немножко сценариев и рисовать, никаких выступлений на сцене).

9. «Палаточную» жизнь.

10. Любые провокации, связанные с риском для жизни (включая автостоп).

11. Встречи с друзьями в незнакомых общественных местах.

12. Работу, для которой нужно выходить из дома.

13. Библиотеки.

Не так уж и много: всего тринадцать пунктов. У меня остается все, что можно делать дома, вечерние прогулки, когда уже темно и мало людей, по ночам я рисую декорации для «Вёсен» в универе, встречаюсь с друзьями.

И я могу дальше жить.

Видишь?..

Ничего страшного не происходит.

Оцепенение. Ужас. Позор.

Три слова, которые составляют мой день.

Теперь мне приходится сутками зубрить учебники, чтобы не вылететь из универа. Сидеть внутри любой аудитории мне трудно. Хочется бежать из любого класса сломя голову ко всем чертям. Единственный способ числиться среди студентов – приходить на зачет или экзамен в числе первых, брать билет и идти без подготовки. Так я и поступаю.