Array Сборник - Небывалому быть. Часть 2

Я хмурым утром глянула в окно.
На улице все та же мгла стояла.
Вдруг зазвонил мобильный телефон.
– Алло… А кто это? Я голос не узнала…
А мне в ответ: – Привет, а это я!
Весна по телефону беспокоит!
Так ты грустишь? А я уже пришла.
Быть может, дверь входную мне откроешь?
И я стремглав помчалась открывать.
Узнав Весну, увидев все красоты,
Не рухнув чуть, я принялась вдыхать
Ее дурманящих духов шальные ноты.
Она была прекрасна и нежна.
Хрустальным звоном мартовской капели
Вошла она и солнечным теплом
Наполнила мой дом. И зазвенели
Раскатным громом, проливным дождем
Пролились радугой цветные акварели.
От запахов кружилась голова.
Подснежники, тюльпаны, медуницы.
Я слышала вдали полет шмеля.
На ухо мне о чем-то пели птицы.
Весна пришла, и от нее в груди
Невероятно сердце стало биться…
Пришла. В руках держа свое дитя.
Дитя – Любовь – лишь у Весны родится!

В твои мысли войду изумрудным шуршаньем
прибоя,
Тихим ветром коснусь твоей теплой
небритой щеки.
И незримо тебя обниму, трепетанья
не скрою,
Очертя все узоры на пальцах любимой руки.

Ты подумаешь: осень тебя обнимает за плечи.
Ты подумаешь: небо роняет на землю
брильянтовый дождь.
Вечер звездами вспыхнул, роняя янтарные
свечи,
Передав для тебя мою нежно кленовую
дрожь.

Там, на стыке миров, повстречаются наши
дыханья.
Души, нежно обнявшись, закружат
малиновый вальс.
Ночь, раскинув крылами, подслушает наши признанья,
Скрыв влюбленность твою и мою от придирчивых глаз.

Выйдет править луна, и под звуки серебряной скрипки
Ты возьмешь недопитый бокал золотого вина.
В полумраке в камине огонь отразит свои блики,
Словно мой силуэт. Ты подумаешь, это – она…

В тумане, как за занавеской,
скрывался людный берег невский,
а с ним – болезни, голод, слёзы,
в низах тонувшие обозы;

цепь изможденных лошадей,
что кое-как тащили ноги,
тела невыживших людей,
что остывали у дороги…

– Кому нужны все эти беды? —
роптали те, кто посмелей, —
ведь жили же когда-то деды
без моря здесь и кораблей.

Не все смогли тогда понять,
зачем пришлось зверей гонять,
десятки просек прорубить
и столько сосен загубить.

Шептались: «Царь сошёл с ума!»
Но Пётр был твёрд! И шла работа!
Из сосен с дикого болота
на сваях строили дома.

Бутили топи серым камнем,
мостили брёвнами в обхват.
И засыпали рвы руками,
поскольку не было лопат.

Рождался в муках город новый,
на остальные не похож,
и царский домик, сруб сосновый,
был поскромней домов вельмож.

Всего три комнатки в нём было,
царю бы их вполне хватило,
чтоб отдохнуть от многих дел,
да Пётр на месте не сидел.

Он был от домика вдали.
Трудился там, желанья полный
спустить на ладожские волны
скорее с верфи корабли.

Мечтой о море заболев,
стал ненавидеть волокиту.
Примчав из Ладоги, велел
позвать Демидова Никиту,

сказав: «Желанием горю
под этой собственною крышей,
как обещание Царю
им выполняется услышать».

Знал государь, что не пятак
цена уральскому железу,
а тут ещё и шведы лезут,
не унимаются никак.

И значит, надо пушки лить
помимо труб, оград и арок —
солдату русскому подарок —
чтоб по врагу из них палить.

Демидов ждал уже царя:
на стройке города недели
заводчик прожил. Но не зря
те две недели пролетели.

Он в арсенал ходил и в крепость,
был там, где публика пила,
но не вина шальная крепость
в питейный дом его влекла.

Он появлялся среди бедных,
чтоб о железе говорить;
и мужиков, в горах потребных,
на пояс Каменный сманить.

А как с депешей скороход
к нему явился, удивился:
ведь он давно к царю стремился,
а тут сам царь его зовёт!

И не прошло ещё и часа,
как он уже к Петру примчался.
Расцеловался царь с Никитой,
затем позвал за стол накрытый.

Вдвоём обедали, вспотели,
как борщ с бараниною ели,
и наливала им вина
хозяйка, царская жена.

Но пить анисовку Демидов
не стал, сославшись на недуг,
слегка пригубил штоф для вида
из её милых, нежных рук.

Царь выпил, крякнул и спросил:
«Так сколько пушек ты отлил,
чтоб мы, паля из них по шведу,
смогли скорей добыть победу?»

И был ответ царю: «Немножко!
Но это же – к обеду ложка!
По рекам сын мой в этот час
сплавляет царский твой заказ.

На всех шестидесяти стругах —
металл для стройки Питербурха,
и всё погружено, как надо —
ворота, арки и ограда.

И там же бережно уложен
тот ценный груз, который сможет
отбить желание врагам
соваться к невским берегам!»

В глазах Петра был виден блеск —
ответ понравился ему.
И он услышал моря плеск
в тот миг вдобавок ко всему.

«Ты отдохни, – сказал он Кате,
как сапоги решил надеть, —
а мы с Демидычем покатим
на гавань нашу поглядеть».

Переодевшись, вслед за гостем
он с треуголкою и тростью,
клонясь, шагнул в дверной проём
к тележке с розовым конём.

И по бревенчатой дороге
на той тележке, свесив ноги,
они всё ехали, тряслись.
Не скоро к морю добрались.

Успели город разглядеть,
да, проезжая, пожалеть
тех среди тысячи людей,
одетых в рвань, и без лаптей, —

была промозглою погодка.
И запах сосен, словно винный,
стал источать им двор гостиный,
затем – матросская слободка.

– Гляди, Демидыч, на то место, —
царь указал в одну из просек. —
Там возведём Адмиралтейство!
И не поздней, чем в эту осень…