Array Сборник - Небывалому быть. Часть 2

Обидно стало Леониду, что такими людьми помыкают. Нахмурился он от досады. Пришлось даже из конторы выйти.

Вышел Пономаренко наружу. Видит – стоит возле госадминистрации опоздавший фронтовик, перекуривает. Стесняется среди руготни зайти в зал. Ждет перерыва. Леонид ему и высказал свою боль:

– Что вы стесняетесь! Идите к ним, все помощь будет. И если есть у вас ордена да медали, то зря вы их не надели! Они хоть глаза власти протрут и колоть им будут, если совесть у них есть. Ведь вы за эти награды свою жизнь подставляли!

На что тот фронтовик грустно отвечает:

– Это раньше грудь под пули подставляли, а потом медалями да орденами гордились. А сейчас они никого не волнуют. Больше того, говорят нам: вот, понацепили тут побрякушек, трясете ими, ходите повсюду. Работать мешаете! Во как!

Еще тяжелее задумался Леонид над этим. Но все-таки придумал, как ответить на такое пренебрежение к фронтовикам: песней надо стариков поддержать.

Пришел домой Леонид. Ни с кем не разговаривает. Заперся у себя и ходит вокруг заграничной штуки, которая «Ямаха» называется. Все больше в себя вглядывается и губами шевелит.

А на дворе уже вечер закатный. Природа сама по себе поет. Красота. Только грусть у Леонида на лице – надо же, как людей не замечают, хотят от них побыстрей отделаться. Но ничего! Я этим, казенным, докажу как таких людей привечать надо. Ведь они – заслуженные, с наградами, тоже люди, и по-людски с ними обходиться надо!

Ночь пошла. А он все ходит и что-то бормочет. Только изредка подойдет к своей «Ямахе» проиграет что-то, потом снова думает. Потом пойдет к листу бумажному и что-то пишет. А у самого глаза грустные-грустные. Только в какой-то миг они гневом нальются и скулы на его лице посуровеют.

Не раз уж в его комнату сестра его старшая заглядывала с немым вопросом к нему. А он только отмахивается от нее: мол, уйди, не мешай. Той и делать нечего, как головой кивнуть и дверь быстро закрыть.

А когда в природе лучшее время настало – солнышко из-за горизонта выглянуло да новый день в ход пошел – то он уж по полной программе сел за свою «Ямаху» и стал наигрывать что-то решительно. Потом и голосом затянул. Не так, как на концерте, а чтобы для себя понятно было, для проверки музыкального строя.

Тут в комнату снова заглянула сестра Галина Алексеевна. Дверь распахнулась и слышно стало, как под движением пальцев на клавишах «Ямахи» звуки музыки появляются. Женщина спрашивает:

– Это новая песня?

Леонид всматривается в движение ее губ, понимает вопрос и отвечает:

– Да, Галина. Это песня для фронтовиков, победивших смерть. А вот мелодия родилась только сейчас…

– Очень красивая мелодия, – отвечает женщина.

– Я знаю.

– Как же ты ее слышишь?

– Она звучит во мне, чувствую ее пальцами… Наушники помогают немного. Да и эмоции меня переполняют! Как не слышать?! Так прекрасно вокруг!

Дело это дальше, по весне, было. В мае. Самый боевой по праздникам месяц. Ну, и опять идет в контору Леонид. Читает афишу, где фронтовиков поздравляют с Днем победы и на торжественный обед приглашают, чтобы, значит, вспомнить о них официально.

А он без приглашения пришел. И когда главный оратор речь поздравительную говорить кончил, то после жидких аплодисментов встал Леонид и сказал всем:

– Когда вы воевали, то меня еще совсем не было. Но это ничего не значит, так как, если бы не было Победы, то не было бы и меня. А вот за то, что вы такое для меня сделали, то хочу вам в благодарность песню в ваш и наш праздник спеть, чтобы настроение у всех было, как у победителей. Хотите?

– Как, не хотим? Пусть поет!

Растянул свою гармонь Леонид и решительно запел песню, где главными были слова: «Фронтовики! Наденьте ордена!». Сначала эти слова вроде как укоризной им слышались, а потом поняли победители, что этот человек говорит им, чтоб не стеснялись они своих боевых заслуг, чтобы не только по праздникам свои награды носили. А на тех, кто от наград плохое настроение имеет, – нужно просто наплевать и забыть. Наплевать и забыть!

Пошел с гармошкой Леонид мимо рядов фронтовиков, а у тех слезы на глазах от его песни. Слезы памяти и радости сразу вместе. Да и благодарности этому человеку, который еще при них не был рожден. А так понял их душу!

Хлопали они ему громко и долго. Не отпустили его в этот день от себя. Пришлось Леониду и другие песни спеть. А фронтовики даже танцы открыли под его гармошку. Прямо как в свои фронтовые годы! Да и музыку военную Леонид знал.

И тогда понял Леонид – все! Сапоги – по боку! А он должен с музыкой остаться и только с ней быть. Потому как ближе ее у него никого нету!

Стало мастерство Леонида расти. Узнали его многие. Полюбили. За простой нрав, за уважение к старшим. Хотелось им от него также частицу душевного тепла получить.

И тут случилось то, что его творчество заметили и власти. Мэр Обухова Мельник Василий Александрович узнал о нем, не погнушался, пригласил к себе самодеятельного композитора, и состоялся у них дивный разговор. Почему дивный? Потому, что не всякая власть охоча до народной культуры. Не всякая власть хочет помочь. Наоборот, все стремится что-то от людей брать.

И в конце разговора мэр как бы между прочим говорит:

– А вот на заказ песню написать бы сумели?

– Не знаю, – отвечает Леонид, – ни разу не пробовал…

– Вот и нужно попробовать, люди просят. Они же не могут ноты знать, а петь многим хочется.

Леонид отвечает:

– Мы, с моим другом Василием слово от власти чувствуем и никогда его забыть не можем за то, что она на своих людей надеется, а как нам в настоящем случае быть, того мы в одну минуту сказать не можем, потому что музыка – это не сапоги шить. Тут настроение нужно определенное, чтобы людям в сердце попасть. Мы еще и сами не знаем, что учиним, а только будем стараться и вас не подведем, стыдиться за нас не будете.

– Вот и ладно, – отвечает мэр, – а с нашей стороны если что надо, то мы завсегда помощь окажем.

На том они и расстались.

Через некоторое время этот первый заказ проявился. Неожиданно. От своих же, обуховских. И также государством обиженных – от афганцев. Забывать о них совсем стали. Вроде как ошибка сверху была, а что сделалось внизу с ними для верха это как-то и безразлично стало.

Бывшие интернационалисты пришли к Леониду, извинились за беспокойство и сказали, что нужно им очень песню свою иметь. Вроде как ветеранскую. И такое ему рассказали об Афгане, что он только и ответил: