Александр Бганцев - Колхозник Филя

В двух комнатах, одна из которых фактически представляла собой миниатюрную кухню, – им, впятером, было, конечно, тесновато; и это подогревало внутрисемейные страсти.

Другая половина дома почти все время и невесть от чего пустовала, но Владимир Петрович никак не мог добиться, чтобы колхоз дал ему в пользование весь этот дом целиком, – это что его жена Зоя (о ней речь пойдет ниже) методично и беспощадно пилила.

Летом Владимир Петрович ездил по полям на казенном мотоцикле «ИЖ-56» без коляски. Но иногда председатель, если был в хорошем настроении (а это, правда, случалось крайне редко), доверял ему вечно находящийся в ремонте белый автомобиль «Москвич».

Так, вот, Владимир Петрович мог запросто в жаркий рабочий день, – объехав гектары и найдя ход дел удовлетворительным, – смотаться на своем железном коне в приграничный поселок Манино соседней Воронежской области, – выпить в местном злачном заведении кружечку-другую пива.

Иной раз он ради конспирации, дабы отвести ненужные подозрения и запутать недоброжелателей, – позволял себе такие вояжи в противоположном направлении – за 40 километров в Урюпинск, где на прохладном берегу Хопра, под сенью плачущих ив, – в отличие от Манино, – к янтарному «Жигулевскому» частенько предлагали не брынзу, а отваренных с укропом раков.

Оттуда он привозил услышанные за пивным столиком новые байки, которые потом вечерами обожал пересказывать дома семье у керосиновой лампы в моменты непредвиденного отключения электроэнергии. Например, как «этой весной» в станице Усть-Бузулукской на Хопре рулевой парома в процессе причаливания к берегу, когда народ от нетерпения отследить швартовку по обыкновению сбился в ее фокусе плотной кучей, раздраженно крикнул из рубки по громкоговорителю какому-то невзрачному гражданину в сером плаще и шляпе, закрывшему обзор: «Эй, ты, … в шляпе, – отойди от кнехтов!!!..» Каково же было всеобщее удивление, когда обернувшийся на окрик явился 1-м секретарем райкома партии Михеевым… Грубияна приказано было уволить, однако после длительных поисков замены выяснилось, что закрывать вакансию решительно некем, народно-хозяйственные грузоперевозки оказались под угрозой срыва, – поэтому он, не будучи прощенным, так и остался крутить штурвал до следующего половодья. А эти его слова, глубоко укоренившись в местном фольклоре, на долгие годы стали расхожей фразой; случись вам теперь зайти в этой станице в ремонтную мастерскую или на молочно – товарную ферму, непременно услышите промеж работников: «…отойди от кнехтов!..» Дабы не остаться в долгу и не прослыть бирюком, Владимир Петрович охотно рассказывал новым знакомцам свои истории, – чаще всего вот эти. Однажды в каком-то хуторе или станице некий хорошо известный в местных кругах субъект неопределенного рода занятий и образа жизни по кличке «Бравый» случайно набрел в пыльных кленовых кустах на троих знакомых, только что начавших разливать по стаканам водку. – Налейте, братцы, – говорит, – все пересохло, трубы горят, невмоготу. – Нет, – отвечают друзья, – иди с богом, нам и самим мало. «Бравый» не сдается, начинает взывать к гуманизму христианской морали. А те как бы ради шутки: – Хрен с тобой, нальем, – но с одним уговором: видишь, – вон, земляная жаба сидит?.. – Вижу, – говорит, – тут она, под веткой. – Ну, так если голову ей откусишь – немедля 50 грамм и получишь. «Бравый», конечно, не мог промотать такого шанса: молниеносным аспидом вцепился он в пупырчатую жабу, и твердой рукой поднес ее к своим небритым щекам. Амфибия доверчиво вперила в него свои огромные желто-агатовые зенки… но тут вдруг раздался хруст костей… собутыльники, будто обыватели на Болотной площади в момент казни Емельяна Пугачева, в ужасе с выдохом дернули головами вниз и в сторону, – и обезглавленный труп раврака, брыкнув напоследок миниатюрными ластами, полетел в одну сторону, – а выплюнутая голова – в другую… – Наливай!.. – нарушил тягостное молчание «Бравый», и по-хозяйски протянулся за стаканом… Конечно, наиболее дальновидные читатели, – а к таковым можно причислить любого, кто имел крепкого терпения дочитать до сего места, – наверняка не поверят, чтоб такой колоритный персонаж как «Бравый не оставил после себя других неразрывно связанных с его образом сюжетов, – и будут правы. Поэтому, если бы мы попросили Владимира Петровича (а для пущей гарантии налили ему хотя бы 50 грамм), – он, наверняка, охотно рассказал бы еще, – к примеру, такое (в подлинности сего решительно нет никаких сомнений; если же на предыдущие хроники есть надежные свидетели, то в этом случае, скажу вам по секрету, в архивах существует даже надлежащее медицинское заключение, – на которое, в силу строгой врачебной тайны мы, к сожалению, не можем сослаться в конкретном виде; однако, обо всем – по порядку). То ли в Великий четверг, то ли в Страстную пятницу, – за давностию лет точно сказать затруднительно, – но бесспорно одно: напился «Бравый» вновь до поросячего визгу. По-над плетнями, через колдобины, спотыкаясь и падая, – добрался с грехом пополам до своего жилья. Тем временем, жена его убирала скотину. – А ну, – говорит ей, – сейчас же подай что-либо на ужин – мру с голоду!.. – В хате в печи – чугунок со щами! жри – не подавись, скотина пьяная!.. навязался ты на мою голову, – когда только сдохнешь?!.. – ответила коротко, но с чувством, супруга. «Бравый» с равнодушной покорностью выслушал эти откровенные пожелания своей половины, и для начала решил сосредоточиться на поисках выключателя. «Знаю, – говорит, – что он вот тут был, – за дверью… лап – лап, – нету!.. пропал, хоть ты тресни!..» Нащупал в потемках рогач, осторожно так, – как сапер мину, – подцепил чугунок: «Кабы не расплескать!..» А жена там же, в печи, но в другом чугуне, варила помои свиньям: последних дней смывки с грязных кастрюль да тарелок, куриные кишки вперемешку с рыбьими внутренностями, что со сковородки отодрала пригоревшее недельной давности, забродившие простокваша, красноглазые головы от селёдки, гнилые яблоки, яичная скорлупа, картофельные очистки, отруби, – вполне обычный для такого назначения склад. Ну, и, конечно, – что еще старый кобель Тузик холодной ночью не доедал возле будки – всё туда же шло для разнообразия и пикантности вкуса. «Бравый», не мудрено, чугунки-то перепутал: вместо щей налили себе полную чашку помоев. Для аппетиту стрючочек красного перцу размял, сметанкой забелил… – всю чашку навернул, косточки обсосал: «Да и ядрёные же щи!..» – и лег, довольный, спать. Ночью стал его чуточку желудок беспокоить… короче, две недели в больнице повалялся – отошёл. Снова – как огурчик…

Одним словом, Владимир Петрович всегда старался сочетать приятное с полезным, и никогда не упускал случая воспользоваться преимуществами разъездного характера своей работы.