Евгений Петропавловский - Шолохов и симулякры

Однажды в Афинах выступал заезжий музыкант. Играл он настолько плохо, что горожане, собравшиеся его послушать, морщились, плевались, махали руками и не скупились на ругательные обороты , чтобы выразить своё возмущение. Лишь Диоген ко всеобщему удивлению разразился громкими аплодисментами. Кто-то из афинян не замедлил поинтересоваться у философа:

– Неужели тебе пришлась по душе эта музыка?

– Отнюдь, – со вздохом ответил Диоген. – Разве кому-то может понравиться подобное безобразие? Однако я счёл необходимым поощрить бедолагу за то, что, будучи плохим исполнителем, он всё же предаётся искусству, а не идёт грабить людей на большой дороге.

Так обычно и случается. Сначала ты, весь из себя торжественный и гладко выбритый, тусуешься среди столпов словесности, принимаешь поздравления, даришь женщинам улыбки, впитываешь ответные положительные флюиды, пожимаешь руки, целуешь ручки, поглаживаешь… гхм… короче, везде, где мимоходом позволяют обстоятельства и нравственные устои… а потом обнаруживаешь себя чёрт знает где, в зарослях густого бурьяна пообочь железнодорожной ветки с периодически грохочущими по ней товарняками; ты и поэт Сергей Егоров сидите на раскинутых в стороны фалдах парадного фрака прозаика Василия Вялого и, расплёскивая тёмную «Балтику» и светлое «Жигулёвское», спорите о том, кем на фоне ваших исторических фигур был Михаил Александрович Шолохов: реальным писателем или хитросплетённым литературным призраком с отдушкой энкавэдэшного дерьмеца…

А люди, разумеется, обходят вас за километр. Наивные. Им невдомёк, что от кубанских лауреатов, когда те нарежутся до удобоприятного градуса, нигде спрячешься, особенно если ты – симпатичная дивчина. А впрочем, по барабану, кто ты есть в общечеловеческом понимании. При любом случае не спрячешься.

Однако это уже в сторону от темы.

А по теме – натуральный перетык, если не сказать развесистый кандибобер. Ибо даже самому себе трудно объяснить, отчего так обычно случается. Но факт есть факт, куда от него деваться? Некуда. Хоть стыдись, хоть гордись. А лучше просто забей, ведь выбора-то никто не предоставил. Ни тебе, ни мне, ни всем прочим, в чьи извилины прямо сейчас коварный осмос тихой сапой закачивает эту мутную интертекстуальную историю.

***

Охренеть, если вспомнить сразу, от начала до конца. Однако на подобную скрупулёзную широкоохватность разве только Пушкин и Лермонтов были способны. А мне правда до малейшей загогулины не подвластна ни навскидку, ни вприсядку, оттого буду подбираться к сердцевине событий поэтапно, по мере возможности отшелушивая органику мыслей от механики псевдомыслия и воленс-ноленс смиряясь с некоторыми попущениями. В конце концов, вся наша жизнь – сплошная мистическая история о подвижных границах между воображаемым и реальностью.

…А началось всё с вечернего телефонного звонка.

– Ну чё, дядька, ты в курсе, что тебе завтра будут вручать медаль? – поинтересовался из трубки кто-то голосом, очень похожим на голос Василия Вялого, автора бестселлера «Букет в интерьере спальни».

– Тю! – удивился я. – Чё за подкол?

– Нет, серьёзно. Союз писателей проводит фестиваль к столетию Шолохова. И нам с тобой присудили награды.

– Натурально присудили?

– Натуральнее не бывает.

– Да ну?

– Та чтоб меня разорвало и кинуло, если сбрехал. Не сомневайся.

– Ё-о-опстить… – поверил я, вспомнив, что недавно мои тексты брала на какой-то конкурс Лариса Новосельская, автор бестселлера «Молодой муж» и по совместительству – директор издательства «Здравствуйте». – Нет, ну к медали я не готов… Говоришь, завтра? А в чём являться? Может, по такому случаю замутим какой-нибудь перфоманс?

– Почему обязательно перфоманс?

– Ну а что мы ещё можем? Только это. Да и веселее как-никак.

– Нет, ситуёвина неподходящая.

– А когда она бывает подходящая? Никогда. А потом вмажешь стопочку-другую – вот она уже и становится подходящей. Давай завтра наденем костюмы с галстуками, а на головы – будённовки. Для разнообразия.

Василий несколько секунд помолчал, оценивая предложение. Потом в трубке раздалось:

– По-моему, костюм – это прошлый век. Ты как знаешь, а я буду во фраке.

– Хы, фрак! Какой же во фраке может быть перфоманс?

– Так я не для перфоманса.

– А на кой ляд тогда?

– Для солидности. Пусть пресса хоть раз на меня, приличного, посмотрит. Для контраста, ё. А потом, когда набухаемся, можно и перфоманс…

***

На следующее утро меня разбудило продолговатое телефонное дзеренчанье. Я пытался сопротивляться пробуждению, но потом внял зову реальности и взял трубку.

– Женя, ты не хочешь съездить со мной за медалью? – спросил кто-то голосом, очень похожим на голос Ларисы Новосельской. – Ты вообще в курсе, что тебе присудили медаль?

– А, да-да, мне Вася Вялый вчера сообщил.

– Так поедешь получать?

– А чё ж.

– Тогда подходи ко мне в редакцию. В час дня. Вместе поедем.

– Только я хочу, чтобы перфоманс какой-нибудь по ходу дела… Может, бермуды надеть? И вьетнамки?

– Надень костюм для начала.

– Почему для начала? А потом-то как?

– А потом – ума много не надо. Думаю, получится как обычно: напьётесь с Вялым – вот и будет перфоманс.

– А кто ещё намечается?

– Все намечаются. Смотри не опаздывай.

***

Утром я с полчаса шарил по шкафам в поисках приличного костюма.

Увы, весь мой гардероб утратил общеприемлемый статус ещё на исходе прошлого века и ныне, безнадёжно протраханный молью, мог представлять ценность разве что для будущего хранителя музея моего имени.

В конце концов нарыл чёрные чухасы и что-то ещё такое неполживое: кацавейку не кацавейку, но с несколькими объёмными карманами для предполагаемых плюшек, без коих, как мне казалось, не могла обойтись писательская медаль. Напялил на себя весь этот нафталин плюс солнцезащитные очки для маскировки от правопорядочных блюстителей, которые в последнее время стали слишком рьяно охотиться на кубанскую интеллигенцию (меня буквально неделю назад – в очередной раз – целую ночь продержали в «обезьяннике» за то, что всего-навсего пристроился справить скромную надобность под деревом), и на полных парах вывалил на улицу, поскольку время уже поджимало.

Стояла сумасшедшая жара.

Слава богу, идти было недалеко, всего два квартала (я чувствовал: сейчас начнёт хотеться пива; однако старался об этом не думать, поскольку – рано).

Как ни крути, к медали я не был готов. Невзирая на все свои достоинства, разговоры и мысли. Как говорится, на фига козе баян? Впрочем, от слова до дела сто перегонов, надо ещё посмотреть, что там будет и каким боком.