Константин Крюгер - До смерти живы будем

Дядя Паша – «гонщик» занимал койку слева у стены. Из-за частого и затяжного употребления веселящих напитков знатного водителя – «персональщика» сначала перевели в шоферы – разгонщики, а потом и вовсе – в автослесари. В один из выходных дней истосковавшийся по рулю Павел Иванович, с утра вдоволь угостившись любимым портвейном, углядел из окна кухни автобус «плюшевого десанта 2 2 «Плюшевый десант» – прозвище, присвоенное москвичами жителям ближнего и дальнего Подмосковья, регулярно приезжавших в столицу на закупку продуктов. Как правило, униформа каждой «десантницы» включала стёганую плюшевую жилетку-душегрейку. », стоящий на приколе около магазина «Продукты». «Взыграло ретивое»! И отставленный «ас шоссе и магистралей», воспользовавшись ротозейством «плюшевого» коллеги, забывшего ключи в замке зажигания, «втопил в пол» и «взял своё»! Ринувшиеся в погоню сотрудники ГАИ настигли его только за окружной и только благодаря аварии. На полном ходу отчаянный гонщик врезался в неторопливо пересекавший трассу трактор, чудом избежав печальной участи Айртона Сенны. Как образно комментировал он свою травму: «Выбил кусок черепа четыре на пять – стаканом не закроешь!».

Справа тянул больничную лямку Толик – таксист. Свою историю с последующим анамнезом он излагал бодро и несколько удивленно: «После смены зарулил к Клавке – сожительнице. Сели с её отцом разговоры разговаривать. После третьей начал я их жизни учить! А они заперлись в Клавкиной комнате и не открывают! Я с разбегу головой пару раз попробовал дверь выбить – не получилось! Ну и лёг спать – устал. С утра голова раскалывается – сели похмеляться! Выпил стакан – не помогает! Второй – не помогает. Когда Клавку за добавкой послали – тёща Скорую вызвала!». Диагноз: перелом основания свода черепа совершенно не расстроил жизнелюбивого «педагога жизни», весельчака и говоруна.

Колян, гордо фланировавший по коридорам в ярком, совсем не больничного покроя махровом костюмчике с пятью кольцами на груди, устроился напротив меня у другой стены большой светлой палаты. Неделей ранее «Олимпиец», будучи сильно не в себе, стремительно, невзирая на оживленное движение транспорта, пересекал Калининский проспект 3 3 Новый Арбат , имея целью телефонную будку напротив кафе «Печора», где часа полтора с нетерпением ожидал приглашенную девушку. Нежданная встреча его черепа с фонарем экскурсионного автобуса привела к полному разрушению стекла фары и легкому сотрясению мозга потерпевшего. «Ядовитый» на язык Дядя Паша стращал Коляна «агромадным» иском от автобусного парка за нанесенный госимуществу серьезный ущерб.

Обычные, как я, госпитализированные, не могли похвастаться столь интересными историями попадания в стационар. Замечательный врач, Николай Аркадьевич, не делил подопечных на «чистых» и «нечистых». Но, обладая хорошим чувством юмора, регулярно проходился насчёт «маленькой слабости» злоупотреблявших. Особенно он пикировался с Дядей Пашей, не прекращавшего даже после тяжелейшей трепанации черепа, злостных попыток «утолить жажду».

Шел февраль 1974 года. Из стоявшей на подоконнике радиоточки, с раннего утра до позднего вечера вовсю развенчивали и бичевали Александра Солженицина 4 4 Именно тогда я впервые узнал о существовании незаурядного писателя. Выписавшись, дома в подшивке «Нового Мира» за 60-ые годы отыскал повесть «Один день Ивана Денисовича», не особо меня впечатлившую. Прочитанные в конце 80-х «Колымские рассказы» Варлама Шаламова потрясли существенно сильнее. , но больничная публика на это не особо реагировала, интересуясь более прозаичными материями.

У окна в моем ряду поместили Алика, студента авиационного института 4-го курса, перенесшего сложнейшую многочасовую операцию на головном мозге, вследствие полученной в драке проникающей раны черепа. Ситуация осложнялась тем, что травма приключилась накануне свадьбы, и Алик серьезно тревожился насчет опасных для либидо последствий, что было вполне объяснимо. Во время визитов его невесты, исключительно сексуальной внешности, все более-менее здоровые пациенты переворачивались на живот, дабы не выдать наглядного «мужского интереса».

Я страстно желал поскорее выписаться, опасаясь пропустить значительное число лабораторных работ и семинаров; просиживать вечера на отработках не хотелось. Доктор был настроен вполне оптимистично, но: «Положенные две недели тебе, Константин, придется отлежать!».

Ещё один «Госпитальер» – сосед «Олимпийца, старший преподаватель Военной Кафедры МАИ, выходя из Главного Корпуса, поскользнулся на опасном тонком льду и шарахнулся головой о ступени парадной лестницы. Диагноз «Contusio cerebri», существенно превосходящий по тяжести рядовое сотрясение мозга, предполагал продолжительное лечение. И подполковник прилагал максимум усилий, чтобы убедить врачей хотя бы выпустить его на Праздник 23 февраля, рассчитывая отгулять его в кругу семьи и армейских друзей.

Почти каждый обитатель палаты держался за свои привычки, как мог, без особой оглядки на временную смену места жительства. Дядя Паша на все запугивания Николая Аркадьевича о пагубных осложнениях, особенно для «мужского здоровья» и не только, при нарушении щадящей диеты №5 и, в частности, употребления алкогольных напитков, только веселился: «Да у меня уже полгода как на полшестого». И принудил жену, Марию Ивановну, тайком пронести в палату трёхлитровую кастрюлю тушёного мяса с картошкой и две бутылки портвейна «777». Составить ему компанию отважился только я, как позже выяснилось, без каких-либо вредных последствий для собственного здоровья. По сравнению с больничным меню домашний гуляш от Тети Маши показался блюдом высокой кухни. После того, как мы на пару схомячили всю кастрюлю под «вкусную запивку», организм Павла Ивановича, как говорится, закрепило. И закрепило наглухо.

Умудренный Николай Аркадьевич, предполагая подобное развитие событий и желая проучить «неслуха», строго-настрого велел всему медперсоналу отделения жестко отказывать тому в «послабляющих» средствах и процедурах.

Ещё к концу первой недели пребывания я наладил теплые «товарищеские» отношения с Оленькой, веселушкой – медсестрой, симпатичной блондинистой пышкой. Наслушавшись трёхдневных непрекращающихся завываний Павла Ивановича, я подкатил к своей подружке в ночное дежурство. После получасовых уговоров под медицинский спирт, она уступила домогательствам и выдала упаковку пургена. Дядя Паша употребил её целиком незамедлительно.

Следующий день, суббота – настоящий праздник: день приемов! Посетителям разрешалось навещать больных с 14:00 до 19:00.После завтрака, часов в десять обрадованный Дядя Паша со словами «Кажись – начинается!» убыл в направлении мужского туалета, расположенного в конце длинного коридора. В полтретьего ко мне на провед пришла Мама, в три – к Алику заявилась красавица – невеста, а к подполковнику – семья в полном составе, включая двух малолетних внучек. Гости деликатно расположились около кроватей родных и вполголоса вели культурные беседы.