Лусине Гзирян - У нас на хуторе

Мы тепло попрощались с нашими гостями, обменялись адресами и объятьями.

С тех пор под каждое католическое Рождество нам приходили гигантские посылки из Германии. Там была одежда, обувь, косметика, лекарства, сладости и посуда. Некоторые вещи были совсем незнакомыми и приходилось на опыте постигать, что это такое.

Например, мама с тетей две недели мыли волосы детским маслом Джонсонс беби, прежде чем поняли, что это не шампунь.

Иногда посылки приходили и просто так, без повода. Но этот день сразу превращался для меня в праздник! Стоило мне только заслышать, что тати получила посылку, как я летела на хутор самая первая, кратчайшим путем, через пастбище, лавируя между удивленными коровами.

Но тати не спешила открывать посылку сразу, и приходилось ждать вечера, когда соберутся все дети и внуки и только тогда тати торжественно вскрывала коробку огромным кухонным ножом. Обычно к этому моменту мое напряжение достигало такого пика, что я буквально лишалась чувств. Все-таки не так уж много новых впечатлений я получала тогда и один вид коробки, которая прибыла откуда-то из другого мира, приводил меня в священный трепет.

О, посылка, собранная руками добрых друзей! Сколько было в тебе сюрпризов и сокровищ, сколько прекрасных вещей, что до сих одно слово «посылка» мигом вызывает ряд приятных, теплых воспоминаний!

Все самое интересное и вкусное обычно было снизу. А сверху лежала одежда. Тати целую вечность доставала широченные тренчи, акриловые кардиганы и брюки всех оттенков бетона. Как быстро билось мое сердце, торопя время, чтобы тати поскорее разобралась с одеждой! И вот тати выхватывает последнюю вещь, и под ней разноцветными упаковками вспыхивают сладости!

Все делилось честно поровну между всеми, кроме одежды. Одежду распределяли по принципу – кому подойдет. Чаще всего везло с размером тете Гаяне, так мне запомнилось. А может и нет, я тогда не сильно интересовалась одеждой, для меня это были тряпки как тряпки, хотя мама потом всю обратную дорогу до дома радовалась, как хорошо, что у меня будут теплые зимние вещи нормального качества.

Практически половина сладостей уходила ко мне, несмотря на многочисленность братьев и сестер. Почему? Потому что такие истерики, как я, не умел закатывать никто! Конечно, я понимала, что со стороны мое поведение выглядело очень некрасивым, но в оправдание скажу, что я была сладкоежкой до мозга костей.

И вообще, как можно было оставаться равнодушной при виде имбирных пряников-звездочек в сахарной пудре, объемистых упаковок желатиновых зверят, шоколадок РиттерСпорт, лимонно-апельсиновых леденцов, длинных туб печенья, засахаренных фруктов и орехов, карамелек на палочке, и прочих заморских яств.

Замечательно помню один золотистый летний вечер, когда мы стояли с тати на крыльце и наблюдали за тем, как во двор въезжали две длинные фуры.

– Представь, что там одни конфеты – сказала тати. – Ты бы смогла все съесть?

– Конечно! – ответила я категоричным тоном.

Неужели тати может в этом сомневаться!

Но там оказались не конфеты. Точнее не только. Там была мебель, посуда, много домашнего текстиля, кое-какая техника, электрическая швейная машинка для мамы, а также новенький, сверкающий зеленый велосипед, специально для меня, как было указано в сопроводительном письме.

Но, к сожалению, я не умела кататься и вообще была слишком мала для этого велика, поэтому он перешел кому-то из старших братьев, а спустя еще нескольких лет стал жалким подобием самого себя. Не потому что подвело знаменитое немецкое качество, а потому что ватага детей и один велосипед – мало совместимые явления.

До сих пор я испытываю горячую благодарность этим людям, которые так помогли нам в трудные девяностые годы. В детстве конечно, я воспринимала это как данность, думала, что у всех людей есть свои немцы, но только спустя годы узнала, что оказывается, в это время люди жили очень тяжело, страдали от нехватки самых обычных товаров в магазинах, месяцами не получали зарплаты.

А здесь, в деревне, у нас на хуторе, молоко лилось рекой, мяса, овощей и хлеба всегда было вдоволь. Добавьте к этому немецкие подарки – я жила в раю.

Мы регулярно обменивались письмами с нашими немцами. Почтальон бросал письма в старый ящик, приколоченный к сухому дереву недалеко от дороги, и тот, кому было по пути, забирал почту.

Я помню, как приходили красивые конверты, украшенные необычными марками и наклейками, сказочные открытки к праздникам, а письма были написаны не на линованной, как у нас, а на специальной почтовой бумаге с гербом.

Все эти мелочи создавали в моей голове представление о Германии, как о прекрасной стране, где одни только замки да аристократы, которые пишут письма на гербовой бумаге, жуя мармеладки Харибо.

Тати отвечала на письма на армянском, мама переводила на русский, местами, насколько позволяли знания, на немецкий язык и только потом отправляла. Время от времени и мы отправляли посылки в Германию – с сухой фасолью, яблоками из сада, посаженного ещё отцом Фритца, вязаными шерстяными носками, медом, вареньем, сухофруктами. Каждый из нас делился тем, чем был богат.

В первую очередь надо отметить, что зимы моего детства всегда были снежные. Мама безбожно кутала нас в сто одежек, и мы неловко вываливались во двор поиграть. Один раз выросли такие высокие сугробы, что мы с Анжеликой смогли прорыть в них длинные норы, и превратили двор в сказочный белый городок. Мы играли в этот городок, и наши диалоги были только такие:

– Здравствуйте, у вас продается мороженое?

– Конечно, мы продаем только пломбир.

– Два шарика, пожалуйста!

Или:

– Здравствуйте, соседка!

– Ах, здравствуйте, где же были, пойдемте ко мне в гости, я угощу вас мороженым!

Мороженым был снег, который мы ели взаправду. Разумеется, есть снег было строго запрещено, ибо ангина, ларингит и иже с ними. Но я искренне не понимала, что может быть плохого в чистейшем белом снеге, на моих глазах упавшем с неба. Не каждый же день можно попробовать небо на вкус.

Однажды, не заметив маму, которая мыла окно, мы с Анжеликой начали есть по огромному снежку. Мама увидела и строго постучала в окно. Мы сразу бросили снежки и сделали вид, что это случайность. Немного поиграли, чтобы усыпить бдительность мамы, пробрались на задний двор и только взялись за новую порцию снега, как и тут в окне возникла мама! Она уже помыла то окно и перешла к этому. Больше рисковать мы не стали, и правильно – через пару минут мама появилась во дворе, чтобы развесить белье.

Сушка белья на морозе – самое чудесное чудо, которому я не переставала удивляться. Никак не могла понять, как на холоде могут высохнуть мокрые простыни и покрывала? И как они пропитываются свежим запахом зимы, и продолжают благоухать даже после того, как мама их идеально отутюжит?