Ирина Ребони - День Правды

Наташа уже давно замужем, родила двоих детишек, растолстела и завела козу. Она жила в соседнем доме и снабжала меня парным молоком. Наташа чувствовует себя вполне счастливой и желает счастья мне, только я вижу свое счастье по-другому, поэтому и уехала в Питер. Я даже себе боялась признаться, что мой отъезд хотя бы отчасти связан с желанием встретиться с Михаилом. Может быть, я вообще не решилась бы покинуть поселок, если бы не надеялась на его помощь. Обустроившись на новом месте, я отправилась по заветному адресу, переполненная смятением и надеждами. Однако дома под номером 177 на Бульваре Красных Зорь не оказалось, улица была довольно короткой. С большим огорчением пришлось признать, что Михаил, если не демоническая, то уж точно темная личность. Зачем честному человеку давать фальшивый адрес? Мне пришлось действовать в одиночку, без чьей-либо помощи. В поисках работы я тратилась на телефонные переговоры и разъезды, но ничего не получалось, а денег оставалось все меньше. Моя красота не приносила не только радости, но и пользы. За эти два с половиной месяца я получила кучу непристойных предложений, но ни одного делового.

Соседи оказались очень шумными и вообще вели непонятную жизнь. По вечерам возле дома обычно стояло несколько автомобилей, слышались громкие голоса и музыка. Часам к одиннадцати всё затихало, но в два или три часа ночи все высыпали на улицу и опять – шум, гам и хохот. Может быть, там собирались наркоманы? Соседи ко мне не цеплялись, вежливо здоровались, но мне все равно было неуютно. Неделю назад они вдруг исчезли. Сначала я почувствовала облегчение, но ненадолго. Теперь мечтаю, чтобы буйные соседи вернулись. Лучше любой шум, издаваемый людьми, чем необъяснимые потусторонние звуки. Целую неделю я по ночам корчилась от страха и только под утро забывалась тяжелым сном.

В последние дни моя решимость добиться успеха в Питере заметно ослабла. Я всё чаще с теплотой стала вспоминать Заполье, друзей и знакомых, регулярно созванивалась с Наташей. Ее муж дружит с Леней, так что благодаря подруге я была в курсе дел своего бывшего возлюбленного. После моего отъезда Леня связался с молоденькой девчонкой из соседней деревни, но вскоре ее оставил, а недавно выпросил у Наташи номер моего телефона и позвонил, хотел приехать в гости на выходные. Я изнывала от страха и, чуть было, не согласилась на его предложение, но потом неожиданно для себя сказала, что, возможно, скоро вернусь домой. Леня встретил это известие с энтузиазмом, что меня очень тронуло. Может, выйти за него замуж и родить ребенка? А рассказы ведь можно писать и в Заполье, потом по электронной почте пересылать их в издательства, авось когда-нибудь повезет. Такая перспектива на какое-то мгновение показалась мне даже заманчивой, но все же я решила дать себе еще несколько дней, так не хотелось уезжать из Питера побежденной. Я продолжала работать уборщицей в магазине, а в свободное время ходила по издательствам. В коридоре пятого по счету издательства я встретила Аллу Викторовну, и впервые появилась реальная надежда. Мало того, что та обещала ознакомиться с моими рассказами, так еще и с работой хочет помочь.

За этими мыслями я немного успокоилась и сняла с головы подушку. И тут, будто какая-то тяжелая туша навалилась на дверь. Дверь была заперта на ключ, на ночь я придвинула к ней массивный стол, но сейчас, под этим невидимым мощным напором, казалось, все преграды будут сметены. Я думала, что страшнее, чем вчера, уже быть не может, но сейчас страх плескался во мне, не помещаясь в теле, и меня будто прорвало. Вместо того, чтобы зарыться в подушку, я села и стала истово креститься, шепча: «Господи, помоги! Господи, отведи нечистую силу!» Я не считала себя верующей, а в церкви появлялась только по особым случаям – крестины, венчания и отпевания, да и молитв не знала, но сейчас молилась от всей души. Дверь продолжала содрогаться, но мне почему-то стало не так страшно.

– Пошла вон, дура! – закричала я во весь голос.

Как ни странно, вскоре после этого всё затихло, но я все равно решила, что больше ни одной ночи здесь не проведу. У меня еще осталось немного денег, да и в магазине должны заплатить, так что завтра же переберусь в гостиницу. Говорят, на Лиговке есть дешевые номера, а потом, если устроюсь к миллионерше, сниму нормальное жилье. И все-таки, почему эта вакханалия прекратилась, после того, как я закричала? Неужели рассказ неизвестной старушки содержит хоть каплю правды?

Сегодня, выйдя из дому, возле деревянного мостика я встретила старушку. В последние пару дней солнце почти полностью растопило снег на пустыре, и появились маленькие тщедушные росточки, которая старушка обрывала и складывала в пакет. Увидев меня, она так испуганно вытаращилась, будто увидела привидение. Я молча остановилась возле нее, желая услышать объяснения.

– Неужто вы в Прасковьином доме поселились? – еле выдавила из себя старушка.

– Я живу в красном кирпичном доме, – ответила я, – но я не знала, что у него есть название.

Старушка стала уверять, что это нехорошее место, и мне следует немедленно съехать отсюда, пока какой беды не случилось. Говоря это, она непрерывно крестилась. Я и без того была сама не своя от страха, а тут еще такие слова, но все равно попросила рассказать, почему это место считают «нехорошим». Старушка, всю жизнь прожившая на Петроградской стороне, рассказала местную легенду, которую услышала от матери, а та, в свою очередь, от своей бабки.

Больше ста лет назад дочь богатого купца красавица Прасковья то ли от несчастной любви, то ли головой ударилась, но в одночасье сошла с ума. Нрав ее сделался таким буйным, что ни одна лечебница ее не принимала, так как другие больные от ее воплей тоже становились буйными. Тогда купец решил построить для своей дочери частную лечебницу, для чего выбрал это уединенное место. Дом построили в рекордные сроки. На втором этаже располагалась квартира Прасковьи, в которой она жила с двумя санитарами, а напротив поселился ее личный врач. Первый этаж предназначался для слуг и хозяйственных нужд. Никакое лечение Прасковье не помогало, ее громкие крики то и дело раздавались по всей округе. Местные жители жалели ее и боялись. Так продолжалось много лет. Постепенно все привыкли к крикам, а лечебницу стали называть Прасковьиным домом. Однажды не досмотрели за ней, и она, сделав из простыни петлю, повесилась. Купец осерчал на нерадивых санитаров и по его приказу тех избили до полусмерти, а остальным служителям лечебницы он передал в дар Прасковьин дом. Однако продать его не удалось, никто не хотел его покупать. Все съехали отсюда, остался только бывший сторож с многочисленным семейством. Но недолго он радовался. Один за другим от разных болезней умерли три его сына, затем повесилась юная дочь, да и за ним самим стали замечать странности. Он всем рассказывал, как Прасковья ему является, говорит непонятные вещи, будто бы и не на русском языке, а глазами вращает, словно они у нее на шарнирах. Жена уговаривала его уехать в деревню, а он все упирался, пока ее не нашли в кладовке, висящей на скрученной простыне. Только тогда упрямый сторож решил уехать, а перед отъездом подпалил дом. Но огонь быстро погас. Сторож сделал несколько попыток, но будто кто-то задувал пламя. Долгое время в доме никто не селился, к нему даже редко подходили. Потом там стали появляться бродяги, но вскоре возле мостика нашли труп одного из них, причем следов убийства на теле не было, но на его лице застыла маска ужаса. С тех пор небольшой участок земли, на котором располагался Прасковьин дом, называют Проклятым островом. Он со всех сторон окружен оврагами и канавами, лишь в одном месте можно проехать на машине, да и то не во всякую погоду. Однако травы на Проклятом острове обладают небывалой лечебной силой, поэтому знающие люди их тут собирают.