Янина Желток - Сумка с биеннале

И снова встречаю ее – сидит в новом пальто розовом. Ну, или не в новом, но в стираном, ярком.

– Может, и не бомжиха она вовсе? – думаю я.

И тут Матрена моя запускает ногти глубоко в прическу надо лбом и начинает яростно скрести. Заедают, видно.

– Нет уж… бомжиха она…

Прохожу. Домой иду.

А сейчас ливень. Где моя бомжиха?

Однажды Фотограф Оксана расхваливала своих друзей. Она говорила (а если быть совсем точной, она писала на ФБ), что друзья ее замечательные, добрые, отзывчивые, красивые люди. И еще – они легко отличают Моне от Мане.

Когда я прочла эту фразу, по мне проскочил электрический заряд. Его траектория была такой: из глаз в мозг, по позвоночнику и вылетел в самый хвост.

Я подумала: ну да, теоретически это возможно.

И вспомнила, что я ведь была на выставке Моне, видела большие полотна с заболоченными прудами и лилиями. Очень давно в Германии. И на выставку Мане тоже ходила! Устроили выставку в самой Венеции во дворце Дожей. Там я рассматривала голую Олимпию с черными служанкой и кошкой. Привезли во дворец и мальчика в ливрее, играющего на флейте. Причем «Флейтист» был на плакате выставки, а плакаты эти, как водится в любезной нам Венеции, висели кругом: на всех стенах, на остановках моторных трамвайчиков вапоретто, на самих вапоретто, а самые гигантские Флейтисты красовались на стенах венецианских дворцов. Тут я вывела свою формулу: МАльчик с флейтой – это МАне. Почему МАне – потому что МАльчик с флейтой, а с ним еще куча другого народа – среди которых Олимпия и ребята из «Завтрака на траве». Потому что Мане любил рисовать людей! А когда болотца, кувшинки и пестрые цветочки – это Моне. Помню, я смотрела еще фильм, где старенький художник Клод Моне в какой-то оранжерее рисует прудик. Париж в разное время суток – это тоже он. А людей там очень мало или совсем нет.

Этим разделением я осталась довольна и поняла, что вполне могу считать себя культурным другом Фотографа Оксаны.

Не тут-то было! Намедни я (Лягушка-Путешественница) поехала в Польшу в город Познань, где есть большой художественный музей. Среди всех картин на почетном месте обнаружилась картина с очень красивым зеленым, салатовым и голубым морем. Живописное, импрессионистское полотно – одно из лучших в собрании. Кто-то из настоящих знатоков тут бы и прикололся: уточнил, кто автор – Мане или Моне. Определил бы, уточнил и запомнил. Ну а я? Я люблю и того и другого. Оба художника прекрасны, известны в равной степени, жили в одно время и были хорошими товарищами. И оба рисовали море. В этот момент – когда можно было сосредоточиться, чтобы доискаться до истины, – я очень спешила, нужно было уезжать. Я сбежала по лестнице в сувенирную лавку и купила несколько открыток, в том числе открытку с морем. Мне выдали красивый белый конверт, я сложила в него мои открытки и помчалась в Одессу на автобусах и поездах. В пути я подписала несколько открыток, но открытка с зеленым морем осталась нетронутой. В Одессе я зашла на почту и отправила открытки адресатам.

Тут случилось неожиданное. Открытка с морским пейзажем исчезла. «Наверное, я оставила ее на почте, надо заехать и спросить» – решила я.

На следующий день снова еду на почту, качусь на велосипеде и репетирую. Сейчас я скажу так: «Вчера покупала у вас марки и где-то забыла конверт, а в нем морской пейзаж Моне». И вдруг почтальон в моем сознании – худосочная и неприятная дама – подмигивает зловеще и спрашивает: «Так там у вас был пейзаж Моне или Мане?» Ужаснее вопроса я не могу себе представить! Я чуть с велосипеда не свалилось, потому что резко уменьшилась, я превратилась в школьницу, которую после короткой беседы не приняли в лекторий Пушкинского музея, в самый престижный кружок времен СССР!!!

Кое-как восстановив взрослые размеры, я вошла на почту. Спрашиваю про конверт. А его никто нигде не видел. И никто меня не мучает, спрашивая, кто автор полотна.

Интересно, что конверт с морем так и пропал, сквозь землю провалился. Зато я нашла путеводитель по музею – красочную раскладушку – и в нем картину размером с марочку с зеленым морем. Называется «Пляж в Пурвилле» и написал ее, конечно, Моне. Хоть они оба писали море, все же МОре – это больше МОне. Еще Моне – это река Сена и болотце в цветочках.

А если попадаешь в Рим, то сразу к твоему списку стран можно прибавить еще одну: Ватикан. И вот стран уже не 24, а 25. Галя путешествовала много и все же ловила себя на мысли, что города где-то живут, шумят, ждут ее. Время идет, а она не едет. На свете есть много прекрасных городов со своей архитектурой, много островов с единственной в своем роде природой, о которых она ничего не знает. Узнает ли? Она точно не успеет попасть во все страны, если будет двигаться с обычной для нее скоростью: одна или две новых страны в год. Но одна или две новых страны в год – это роскошно по нынешним временам! Она уезжает и сейчас слишком часто (так считают ее приятели и семья). Многие из них вообще никуда не ездят, не заботятся о количестве стран и не печалятся о черепахах на Галапагосских островах. (Вот черепахи по-настоящему далеко! От любой страны Латинской Америки до Галапагосов лететь несколько часов над океаном. А Галя не добралась еще ни до одной из латиноамериканских стран. Даже в Америке не была. Вот жалость! Вот позор!) Но интересно, что черепахи совершенно не расстроятся, если Галя к ним не приедет. А что же делать ей? Ответ очевиден: ехать в Рим. Она ведь и в Риме еще не была.

Галя начинает планировать путешествие за полгода, в мае она берет отпуск на работе – в библиотеке. Прощается с мамой, маленькой старушкой, которая то охает и ругает дочь, что не сидится ей на месте, то восхищается и хвалит за смелость. Старушка маленькая, но предпринимательница большая: сдает квартиру в центре. Только благодаря маме сорокалетняя Галя может путешествовать. Мама сама не ездит, боится самолетов, но за дочь на самом деле рада.

Работа. Мама. Наверное, все? Ну, есть еще человек, про которого Галя никому не рассказывает.

Все, начиная с Гете, утверждают, что Рим разочаровать не может. И вот наша путешественница с небольшим чемоданом приземлилась в итальянской столице, доехала на автобусе в город и уже бродит среди каменных домов в районе вокзала Термини. Ищет гостиницу. Обычно она быстро находит адрес, а тут попала в бермудский треугольник. Улица есть, дома нет. Карта в телефоне сообщает, что Галя пришла. Местные показывают: где-то здесь! Но где дом? Она останавливается около крана с водой, которая мощной струей шпарит на мостовую. «Рим первый город, в котором провели водопровод», – прилетает откуда-то энциклопедическая мысль. Она выпивает пару глотков. Похоже, кран открыт круглые сутки, и днем и ночью вода хлещет на мостовую! Отличная вкусная вода. Тут она замечает двух людей с рюкзаками, которые подходят к подъезду в глубине переулка. Может быть, там? В тот момент, когда Галя бросается к двум туристам, с другой стороны к ним устремляется толстенький смуглый человек.