Наталия Доманчук - Тариф на счастье

Алене решил ничего не дарить, просто купил торт.

Волнуясь, как подросток, он дрожал всю дорогу, пока водитель вез его. Он выскочил из машины в тот же момент, как машина плавно затормозила, словно боялся, что передумает, забежал в подъезд и позвонил в первую квартиру.

Алена открыла, но, едва глянув на Давида, переменилась в лице. «Ошеломлена» – слишком слабое слово, чтобы передать ее состояние. Глаза ее распахнулись до предела, по спине пробежал холодок испуга, она, кажется, даже дышать перестала и резко закрыла дверь перед носом Давида.

Тот же стоял обескураженный и не знал, что ему делать.

Прошло чуть больше минуты, и дверь снова открылась. Давид стоял на том же месте и смотрел изумленно на Алену.

Она кинула взгляд на коробку и пакет в его руках, как-то обреченно вздохнула и сказала:

– Проходи.

В коридоре было темно. Она включила свет, Давид разулся и снял длинное черное пальто.

Алена повела его в гостиную. Комната была просторной, но практически пустой: только стол со стульями, диван и небольшой сервант с посудой. Даже ковра и телевизора не было.

За большим деревянным столом сидели трое мальчиков: двое, помладше, рисовали, еще один, подросток в инвалидной коляске, что-то записывал в тетрадь. Посередине стояла маленькая лысая ель с самодельными фонариками из цветной бумаги.

– Мальчики, это Давид, мой старый знакомый.

До того времени, пока Алена не заговорила, мальчики даже не повернули голову в его сторону. Давид сразу сделал вывод: дети никак не реагируют на посетителей, так как привыкли, что к Алене приходят клиенты.

Сейчас же, когда они увидели мужчину, да еще с тортом в руках, их лица вытянулись от удивления, и они смотрели на него, широко раскрыв глаза.

– Мальчики, нужно поздороваться, – мягко, но чуть с упреком произнесла Алена.

– Добрый вечер, – парень в коляске кивнул в знак приветствия, – меня Сашей зовут.

Давид подошел к нему, протянул руку, которую тот сразу пожал, при этом опять как-то испуганно бросил взгляд на Алену. Саша был похож на солнышко, каким его изображают в детских книжках: светлые вьющиеся волосы, курносый нос весь в веснушках, серые живые глаза с длинными ресницами, слегка торчащие уши. Он выглядел немного беззащитным, может, потому, что был очень худеньким, даже, лучше сказать, хрупким.

– А я Давид.

Он поставил на стол коробку, улыбнулся и с такой теплотой посмотрел на близнецов, что Алена смешалась. Она обреченно опустила глаза и потрепала одного из мальчиков по голове:

– Это Игорь. Он серьезный парень, любит ремонтировать будильники, вентиляторы и все остальное, что подлежит сначала поломке, а потом ремонту.

Давид рассмеялся.

– А это Илья. Творческий ребенок: рисует, поет, танцует.

Мальчишки все еще продолжали рассматривать гостя, а тот вдруг вспомнил про подарки, вытащил из пакета два самосвала и протянул им.

Дети не спешили брать, только с надеждой посмотрели на мать. Она им слегка кивнула в одобрение, они протянули свои маленькие ладошки и уже через мгновение с неподдельным восторгом рассматривали машинки.

Давид протянул Саше коробку с новым плеером. Алене явно пришелся не по душе такой презент.

– Давид, это очень дорогой подарок! – Она действительно была расстроена.

– Для меня это пустяки, Ален, правда.

Она все равно сомневалась, но, увидев, как загорелись глаза у Сашки, чуть оттаяла, хотя продолжала хмуриться.

– Присаживайся, я сейчас чай заварю.

– Я помогу! – откликнулся Сашка, отложил в сторону новый плеер, резко крутанул колеса своей инвалидной коляски и покатился к серванту с посудой, откуда достал пять чашек. С ними возвратился к столу, опять быстро крутанул кресло к шкафу, вытащил блюдца и приборы, вернулся, всю посуду расставил на стол, открыл коробку и принялся нарезать торт.

– Резво ты… – с восторгом произнес Давид.

Мальчик, улыбаясь, пожал худенькими плечами.

Потом они все вместе пили чай с тортом. Алена почти все время молчала, близнецы попросили добавки и несколько раз сказали, что очень вкусно.

Сашка расспрашивал Давида про плеер, про все функции, которые он выполняет, мальчики чуть привыкли к гостю и тоже пытались обратить на себя внимание: Илья подарил свой рисунок, а Игорь – маленькую шестеренку от будильника.

Давиду было очень хорошо и очень плохо. Настолько хорошо, что он хотел остаться здесь навсегда. И настолько плохо, что ему хотелось убежать и больше никогда сюда не возвращаться.

Он смог просидеть у них всего час, попрощавшись с Аленой и ее сыновьями, сел в машину и приказал везти его на работу.

Он зашел в темный офис, не включая свет, упал в свое кресло и разрыдался. Он плакал громко, отчаянно всхлипывая, как малыш от горькой обиды, вытирая рукавом пиджака с опли и слюни. Он давился слезами, как охваченный ребяческой яростью подросток, закрывая лицо руками. Он выл, вырывая из себя взрослые, мужские слезы жалости и отчаяния.

Пока не услышал голос Димы:

– Все так плохо?

Давид прекратил рыдать. Он старался восстановить дыхание, прийти в себя и сглатывал оставшиеся слезы молча, пока полностью не успокоился.

– Прости меня, Дав, – голос друга дрожал, – это я должен был пойти и вот так после этого… а ты опять все взял на себя…

Давид молчал.

– Я конченый кретин. Бракованный. Родители были правы.

Давид ничего не ответил, включил настольную лампу и подошел к другу. Положив на его стол рисунок и шестеренку от будильника, он вышел из комнаты.

На рисунке была изображена женщина, двое маленьких детей и еще один мальчик, как будто сидящий в коробке.

Дима посмотрел на рисунок: у него сжалось горло, заныло, кольнуло где-то в солнечном сплетении, и из глаз полились слезы. Он гладил пальцем двух маленьких нарисованных мальчиков и понимал, что его жизнь сейчас наконец-то обретает смысл.

Следующим утром Сашка спросил у Алены:

– Вчера… это был отец близнецов?

– Нет, это его лучший друг, думаю, что их отец очень скоро тоже объявится.

– Ты ведь не хочешь этого? – попытался он заглянуть ей в глаза.

– Лично я? Не хочу. Но мальчикам нужен отец, и я буду рада, если он примет участие в их воспитании.

Алена стояла у плиты, готовила обед, и ее трясло. Ее колотило так, что она еле держала ложку в руках.

Сын заметил это, понимающе кивнул и тихо сказал:

– Сегодня твой самый нелюбимый день в году…

– Проведем его дома? Сейчас доварю кашу и пойдем в детскую. Там будем сидеть, играть, читать книги, потом пообедаем и так тихонечко встретим Новый год, хорошо?

– Конечно!

На самом деле Алену колотило от страха, что сейчас зайдет Дима, бесцеремонно заберет ее детей и уйдет с ними. И она ничего не сможет поделать.

Она не спала всю ночь: рыдала, думала о том, что он нашел ее и узнал про детей. И поэтому сначала послал Давида, чтобы он разведал обстановку.