Юрий Поляков - Секс в СССР, или Веселая жизнь

Это был заведующий отделом «Абаканского комсомольца» Вася Кильчугин, сгибавшийся под тяжестью огромной канистры. Я помог ему дотащить ценный груз до редакции, а по пути Вася рассказал, что на продовольственной базе у них есть рабкор, он-то и просигналил, едва бочка выехала за ворота, благодаря чему Кильчугин оказался в начале очереди, сразу за работниками прокуратуры, милиции и загса. Пиво на вкус напоминало перебродивший квас, но если добавить водки – пить можно.

Я читал и ничего враждебного советской власти в рассказах не находил: обычное интеллигентское брюзжание с русским уклоном. Дальше шла трогательная любовная новелла. Автор познакомился на научной конференции с молодой филологиней и после нудного семинара пригласил ее в ресторан. Она пришла в эффектном черном платье и была настолько хороша, что он не решился так вот сразу затащить ее в свой номер, боясь отказа. Решился Ковригин на это через двадцать лет, снова встретив ту же даму на каком-то филологическом толковище. Она явилась на званый ужин в том же самом черном платье, которое без колебаний сняла чуть позже в номере, словно упрекая робкого ухажера: «А счастье было возможно еще тогда, в первую встречу!»

Однажды, обидевшись на Нину из-за бытового тиранства, я решил отомстить ей с подружкой моей юности Леной Зарайской. В студенчестве мы с ней жутко целовались, но до постельной фазы не дошли по глупому недоразумению: она повредила ногу на катке и влюбилась во врача-ортопеда. Память сохранила лакомый образ высшей свежести. Я порылся в старой записной книжке, позвонил. Удивленный, но ничуть не изменившийся голос охотно согласился на свидание. Боже, что я увидел, встретившись с ней на Тверском бульваре! За годы разлуки у Зарайской выросли усы, нос стал похож на баклажан, бедра оплыли и смахивали теперь на фонарные тумбы. А какая прежде была французистая брюнеточка с зовущим станом! Мы поели мороженого, запив рислингом, повспоминали молодость и наши поцелуи в гулких подъездах. Лена сказала, что давно разошлась с мужем, оказавшимся бабником, живет одиноко, часто вспоминает меня и хочет вернуться в прошлое. Однако я наотрез отказался посмотреть ее однокомнатную квартиру в Беляево. Пусть уж лучше домашнее тиранство…

Позабавил рассказ Ковригина о сотрудниках нашего торгпредства в Кельне, им запретили посещать китайские ресторанчики из-за напряженных отношений с Пекином. Остро, ехидно, не напечатают. Но заводить из-за этого персональное дело?! В общем, читая и размышляя, я приходил к выводу: этот скандал – недоразумение, глупость, разберутся и исправят. Зачем травить хорошего писателя, пусть и не совсем советского? Да и где они, эти советские писатели?

Мысли потянулись вдаль, как табачный дым в открытую форточку. Пригрезилось, что мои запрещенные повести напечатаны в «Юности», мне насыпали огромный гонорар, а всесоюзная слава сжала меня в объятиях, как мускулистая нимфоманка. И вот я на потрясающей иномарке, вроде той, на которой разъезжает Палаткин, подкатываю к Театру имени М. после спектакля. Из служебной двери выходят актеры, появляется и Гаврилова. Я приветливо улыбаюсь, но букет вручаю не ей, а скромной молоденькой актриске, у которой и слов-то в спектакле нет, кроме: «Да, мадам!» Лета опускает свои незабудковые глаза, сутулится, понимая всю справедливость возмездия, и уходит в свою заурядную жизнь. Нет, не так… Я, достав из машины второй, огромнейший, букет, ее догоняю, и она просит у меня прощения до утра…

Нина доварила суп, замочила на завтра белье, заштопала Аленины рейтузы, потом долго пела в ванной под шум воды и наконец явилась в желтом пеньюаре.

– Боже, как хорошо! – вздохнула она, ложась поверх одеяла.

У советских супружеских пар, не приученных напрямую извещать друг друга о плотских желаниях и способах их исполнения, обычно имелись какие-то призывно-иносказательные знаки. В нашем случае – желтый пеньюар означал: почему бы и нет… Но это будет при условии, если я поклянусь не пить, не задерживаться на работе, забирать ребенка из сада вовремя, не разбрасывать носки и трусы по квартире, а также перестану грызть колбасу вместо того, чтобы аккуратно отрезать куски ножом… В ответ я состроил блудливо-покорную рожицу, Нина одарила меня снисходительной улыбкой и спросила:

– О чем ты думал, когда я вошла?

– О тебе!

– Врешь! – Она потрепала меня по волосам.

– Почему?

– Лицо у тебя было не такое.

– Какое?

– Досвадебное.

– Хм.

– Что читаем?

– Так, по работе.

– Вот я коза, огонек забыла убавить! – Она вскочила и умчалась на кухню, мелькнув сквозь прозрачную ткань обещанным телом.

Хорошо, что природа-мать не нагрузила людей телепатическим даром. Тогда счастливых или терпимых браков вообще не стало бы. Ну, сами посудите: входит жена в желтом пеньюаре и сразу видит, чем набита твоя голова. Там: актриса Лета Гаврилова во всевозможных ракурсах. А войди Нина чуть раньше, она нашла бы в моем мозгу усатую Зарайскую, а за полчаса до этого обнаружила бы там идеальные ягодицы Веры Денисовой. Кто ж поверит, что у меня со всеми этими женщинами ничего почти не было? Никто. И какая семейная жизнь такое выдержит? Никакая. Спасибо, спасибо, мудрая Природа, и разреши впредь именовать тебя просто Богом!

Осознав невинность «Крамольных рассказов», я почувствовал вкус к жизни. Вялые токи домашнего вожделения ожили и заиграли в теле, что апрельские ручьи на московских холмах. Нина вернулась с кухни, легла рядом и закрыла глаза, вспоминая, все ли намеченное на вечер сделано. Я молниеносным движением подтвердил зрительную догадку: трусиков под пеньюаром нет.

– Постриглась?

– Не болтай глупостей!

«Интересно, как с этим у актрис? Спортсменки, говорят, бреются наголо…» – думал я, приступая к предварительным ласкам. Переведенная с немецкого языка «Новая книга о супружестве», которой зачитывалась тогда вся страна (мне дали на день), советовала мужчине «длить прелюдию не меньше 10–15 минут, а женщине чувственно отзываться на прикосновения и массирующие движения партнера, не тая самых сокровенных порывов». Но кто же любит по книжкам?

– Подожди, давай немного почитаем. Надо отдышаться. Это у тебя что?

– Так, рассказики.

– Чьи?

– Ковригина.

– Ковригина?! – Жена рывком села на постели. – Ого! Вы будете печатать?

– Возможно. Давай об этом потом…

– Я тебя еще не простила.

– Вот я и хочу тебе помочь…

– И помог бы. Ты уже полтора часа в горизонтали, а я только легла! Эгоист!