Алекс Динго - «Мы попали на х…»

© Алекс Динго, 2021

ISBN 978-5-0055-8884-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Алекс Динго

Сентябрьский день выдался пасмурным, неясным, прохладным. И походил с утра пораньше на среднестатистического жителя большого села, который встал с бодуна и хотел помахать кулаками. Небо утреннее белело. И над горизонтом плыла лилейная пелена. Веял тонкий ветерок. Воздух в тихом провинциальном захолустье под названием «К» сотрясли петушиные крики. И те звучали громко и звонко. И даже рождалось небольшое эхо. Их перекличку разбавлял голос бродячего пса Каторжанина. Он игрив и весел по нраву. Тело мощное, брутальное. Высота средняя. Голова массивная. Уши большие и висят. Морда душевная, хоть и покусанная и поцарапанная в диком бою. Глаза бурые, округлые. Шерсть жёсткая, трёхцветная. Лапы широкие, когтистые. Каторжанин уже как год бегает по округе. Его нерадивый хозяин Паша Печкин пошёл по этапу. Он невысокий, жилистый. Лицо всегда багряное. И вид как у весёлого утконоса. Глаза голубые и словно всегда пьяные. Паша подобрал пса на улице. И дал ему кличку Каторжанин. И в тот далёкий вечер налил ему кружку портвейна. И пёс вылизал всё угощение сполна. И ещё просил добавки. Но больше ему не подали. Паша выпил весь портвейн из горла бутылки. И затем повалился дома на раскладушку. Он был пьян в дупель. Пёс занял место на крыльце старенького, бревенчатого, низкого домика. И был несказанно рад, что у него вновь появилась крыша над головой и своя миска. Но всё изменилось быстро. Паша сорвался. Он пошёл по этапу. Его судили за то, что он под покровом ночи выкопал у соседа картошку. И умело т продавал на рынке в течении недели. И выпивал отменные ликёры и вина на деньги, которые легко отмывал. Но его быстро вычислили. И на суде он даже немного стеснялся и волновался. И прятал глаза. Ему стало стыдно за свои деяния. Сосед Давыд Маврович Будёный не скрывал радости и веселился от души. Он небольшого роста, упитанный, как кабан. И лицо бордовое щекастое, как морда у закоренелого секача. Лишь клыков не хватает. Он недавно вернулся из лечебницы, где он проходил курс оздоровления. У него ноги колесом и те сильно ноют и порой боли достают крепко. Он не скрывал своих бурных эмоций в зале судебных разбирательств. Изо рта полетели слюнки. И он теми прямо забрызгал несколько лиц. Он прямо громко закричал, что, мол, сукин ты сын грёбанный ты сосед… Ты пропил мою картошку… И продал её на базаре… Я не верю, что он в одиночку выкопал всю мою картошку за три дня… Он работал с кем-то в связке этот лжец и мошенник… У меня пятьдесят соток земли… И весь урожай коту под хвост… Я требую, чтобы его посадили на тридцать лет в тюрьму… И там его кормили этой самой картошкой и отрубями, как лошадь… Я не верю, что он всё продал… Как он смог… Пускай он мне вернёт все деньги… Наглая рожа… Прячет глаза сукин сын… Но ничего ты попался… И теперь ты не отвертишься… Харя ты наглая… Моя картошка выйдет тебе боком… Алкаш несчастный… Я из твоего пса сделаю чучело… Я его прибью как бешеного… И посажу на своём огороде… Давыд разошёлся дико. И его прямо не остановить. Изо та так и летели брызги во все стороны. Судья запротестовал. Тем оказалась милая девушка Олеся Муркина. Она статная. Лицо милое, как у Белоснежки. Казалось, где-то прятались гному у неё под столом. И она показала своё характер. И крепко ударили молотком по столу. Но Паша взял слово. Его задели речи Давыда, когда тот сказал, что из пса сделает чучело. Паша вскочил на ноги. И плотно прижался к стальной решётке. Тогда он сам стал походить на бульдога. Он выказала лютую гримасу. Глаза выпучил. И смотрел прямо на Давыда. И закричал яростно и громко, что, мол, если тронешь моего пса, я тебя прибью… Я из тебя сделаю чучело и сожгу, как на масленице… Так и знай жирный ты поросёнок… Давыд лишь громко засмеялся. И вновь выдал красноречивую речь. И не пожалел много бранный слов. Судья еле утихомирила стороны. И вынесла свой вердикт. Пашу осудили. Его признали виновным. Все доказательства явились на лицо. Он признал вину. И чистосердечно сказал, что, мол, копал картошку ночью… Днём торговал на рынке… И поимел больше двадцати тысяч рублей… Он купил много вина и коньяка, упаковку сигар, продукты… Ещё взял новый кожаный ошейник для пса… Ещё купил пару трусов и носков… И заявил, что всего осталось сто тринадцать рублей… Те лежат у него дома на советском холодильнике под клеёнкой… Кое-кому его монолог понравился сильно. И хохот не умолкал три минуты. И даже нашлись те, кто зааплодировал. Но в итоге зал судебных разбирательств притих. Лишь Давыд не успокаивался. Он принял несколько таблеток от нервов. Но и тех было не достаточно. Он почувствовал себя плохо. И его вынесли на носилках. Но он быстро отошёл в больнице. И много корил себя, что не сумел дослушать приговор. Но клялся, что обязательно отомстит. Что это не наказание для такого мошенника, маминого щенка и битюга. Пашу осудили на три года общего режима. И он отправился в места не столь отдалённые, где уже отмотал половину срока. Пёс Каторжник не отчаялся. Хотя, казалось, всё знал прекрасно. Он бегает по окраинам в своё удовольствие. И грезит подвигами. И голос у него бойкий. Он вновь подал свой дикий вой.

Небо однотонное белело. Дали сонные утренние прямо не забавляли. Повеял тонкий ветерок. Дорога асфальтная тянулась далеко. И местами появлялись крутые русские горки. По краям деревья да кусты. По левую сторону располагался стальной шлагбаум, который тянулся на целые километры. Он отделял дорогу от канала. Своего рода водного пути. Тот не широкий. Всего около десяти, а местами двадцати метров. Дорога асфальтная звала за собой. На ней появились автомобили. Впереди держался тёмный, цвета космоса седан «Лада-Самара». Колёса лихо крутились. Резина на половину лысая. Мотор работал отменно. Хотя автомобиль уже справил своё пятнадцатый день рождения. На спидометре стрелка показывала сто тридцать километров в час. В чистом салоне пахло одуванчиком и клевером. Бывший хозяин болида упитанный боров Ерофей Куличкин увлекался козами. И порой возил траву прямо на заднем сидении. И та теперь, высохнув, пахла прямо чудесно. За рулём сейчас находился Николай Николаевич Щегликов. Он сейчас нигде не работает. По профессии он писатель. И у него наметился творческий кризис. Он много выпивал и нервничал. И никак не мог найти идею, которая бы его вознесла до небес. Его книги мало кто читает. Он пишет про всё, что видит. И порой получается полная ахинея.