Сергей Егорычев - Короткий Мемуар Графа

И многие будут считать его своим другом, ибо он узнает на многочисленном опыте, который поставит себе в жизни, как, словно золотой червонец, нравиться людям. К сожалению для них и к счастью для него, ибо он любит свободу, сам он вскоре не заведёт ни одного настоящего друга, а с теми, кто могли бы занять подобное место, порвёт все связи, вернувшись к отшельническому образу жизни в далёких и холодных лесах Сибири.

Он был молод, слишком молод для своей головы, в которую к тому времени успел понапихать уже столько разнообразной информации. И, похоже, слишком сложен для подробного описания тот путь, что он прошёл до того момента, когда мы впервые по настоящему беседовали за бокалом горького пива в одном из трактиров города Ярославля.

Мы обсуждали величие людское, и он как раз обещался изложить свою концепцию того, как измерить эту философскую категорию, присущую каждому человеку.

«В числитель», говорил он, «надо ставить то, что человек о себе говорит другим. В знаменатель – чем он является на самом деле. Чем меньше полученный результат, тем более велик человек.»

Как же часто мне приходило в голову, что его собственный результат несколько превышает единицу. Стоит всё же отдать должное его верности своей концепции – он хотя бы старался быть объективным, и легко стараться, когда твоё мировоззрение делит мир лишь на чёрное и белое.

Трудно было бы найти человека, в котором более чем в ком бы то ни было сочетались стремление к свободе, затворничеству и общительность.

Да, он был общителен. Чертовски общителен. Более того, он умел общаться, и умение это было приобретено и отточено за многие годы до такого предела, что в любой дискуссии оставался лишь один его монолог с некоторыми комментариями, которые едва удавалось вставить ничего не подозревающим слушателям.

Когда мы были знакомы, он жил уже один на собственной квартире, принадлежавшей его матушке, высылавшей ему так же и некоторые средства из столь далёкой, сколь и холодной Сибири. Стипендии не хватало на многое, однако он столь умело распоряжался деньгами и столь ограничивал себя в излишествах, что у него всегда оставались средства и на достойный подарок хорошему знакомому, и на взятку преподавателю физической культуры в виде бутыли дорогого южного коньяка, и на детали, что бы собрать дорогой по тем временам аппарат Маркони, и даже на дорогой кофе собеседнику, подобными умениями распоряжаться монетами не обладающему, и дорогой кофе в общем-то в то время не пьющему.

«Есть три вида потребностей», цитировал он одного из мыслителей того времени, «необходимые, как пища, воздух, сон и одежда; обходимые, как роскошь и ненужные модные безделушки; и абсурдные, как стремление ко всемирному могуществу и власти.»

Да, похоже, в то время он доводил до совершенства умение удовлетворять потребности лишь первого типа, сконцентрировав, однако, свои устремления на потребностях третьего – он безумно стремился к познанию.

Стоит ли говорить, что ярославский государственный университет не был его первым, а аспирантуру он бросил?

Именно так. Начиная что-то и доведя до определённого предела, он имел свойство это бросать по причинам, известным лишь ему.

Как научившись у одного сибирского толмача немецкому языку, к которому, было время, имел страсть неминучую, по прошествии лет забросил его изучение, сконцентрировав все свои устремления на языке финском, так и заводя шашни со многими девицами, дойдя до того предела, где они начинали его нервировать и резонировать с его Glöckchen-теорией, представлял некое умозрительное будущее, где свобода его теми девицами представлялась ограниченной и покидал их, разбивая в который раз сердце и не объяснившись по поводу любых недопониманий. На то воля Всевышнего, разбитые сердца девиц, видимо, должны были закалиться такой несправедливостью.

Он не знал женщин, хотя уж поверьте, знал о них и думал о них много больше подавляющей части его современников. Да, много и много больше. Не берусь судить, где он заблуждался в своих выводах, однако выводы те приводили его неизменно к одиночеству.

Печально осознавать, что такой замечательный собеседник лишал возможностей совместного бытия стольких людей, что в конечном итоге никогда по-настоящему не имел ни друзей, ни врагов.

О да, как сильно порой наши мировоззренческие картины не дают правильно и полноценно оценить всё великолепие существования людей, за сокращение которых как минимум на девяносто пять и как максимум на все сто процентов выступал он.

Да, именно так. В конечном итоге он всегда приходил к выводу, что человечество, как вид, лучше бы не существовало вовсе.

Трудно понять и проанализировать все обстоятельства подобных его умственных решений, однако, один день поведал он мне о своих ощущениях жизни: «Я ощущаю жизнь как некое заточение, бессмысленную кару неизвестно за что, как клетку, выбравшись из которой, я верю, удастся унести с собой лишь разум.»

Да, он верил в Бога, изучал религии, но в итоге всегда заключал одно и то же: «Да, Бог есть, но к чему постоянно говорить об этом». Так говорил он, избегая слишком личных дискуссий и возвращаясь к трудам учёных естественных наук.

Вообще, его размышления о жизни и природе разума всегда были столь глубоки и столь же скрыты от постороннего наблюдателя, что практически невозможно было ожидать от него непредсказуемости. Он был чертовски предсказуем, как и любой увлечённый чем-то человек.

Как часто можно было не ожидать ответного письма или визита, предугадывая бессмысленность призыва встретиться, разбивающегося о безукоризненную аналитику чёрно-белого видения мира, ложно подсказывающую ему цель и будущее встречи.

Были времена, когда и по чёрным поводам он рад был встретиться, а были и те, когда он не отвечал неделями, объявляя себя вдруг абсолютным трезвенником.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.