София Шапиро - Народ против Банка

Герман Карлович, скользнув глазами по сидевшим за столом и ни с кем не поздоровавшись, уселся, спокойным движением подвинул к себе бутылку воды, пригладил волосы и наклонился в сторону Вагана Ашотовича, что-то тихо ему говорившего. Движения Германа Карловича налиты медлительной уверенностью – так держат себя люди, много лет находившиеся у власти и выработавшие особую только им свойственную походку, осанку, манеру говорить. Ваган Ашотович, с красивым лицом итальянца, приветливо кивнул человеку напротив и, улыбнувшись лучезарно, бросил ему с наигранной артистичностью человека, избалованного всеобщим вниманием:

– Я Павловскгранит брал. Уж этот Нэфис как-нибудь…

Герман Карлович махнул на Вагана Ашотовича рукой, как машут на дурачка, улыбнулся волчьей своей улыбкой и посмотрел на часы:

– Думаю, можно начинать.

Руководители проектов по-одному, по отдельным проектам по-двое, выступали перед членами комитета, защищая стратегии урегулирования задолженности. Когда очередь дошла до Максима Геннадьевича, он, улыбнувшись, коротко изложил ситуацию с хорватским должником, внятно объяснил необходимость финансирования оборотного капитала. На экране открылся слайд с финансовыми выкладками, но Герман Карлович, вытянув белую ладонь вперед, сказал тихо и твердо:

– Нет времени зачитывать эти цифры. У членов комитета, уверен, было время ознакомиться. Какое предлагаете решение?

Максим Геннадьевич, обернувшись к экрану телевизора с выкладками, доложил неуверенно:

– Финансировать оборотку. Другого выхода не вижу. – Он замолчал на миг, слушая повисшую тишину и звенящее в ней напряжение, исходившее от тяжелого взгляда глаз, смотревших на него в упор. Тогда Максим Геннадьевич рассказал, что хорватские власти обсуждают принятие закона, по которому долг заемщика станет суверенным долгом, и это несомненно улучшит позицию банка. Герман Карлович полуобернулся всем корпусом к рискам и не без издевки спросил:

– У рисков, полагаю, есть особая позиция?

У рисков, разумеется, была особая позиция. Комитет загудел, зашумели, обмениваясь колкостями, коллеги из комплаенс и рисков и, ничего по существу не добавив, постепенно затихли.

– Все у вас?

– Пока все…

– Что скажут юристы?

Максим Геннадьевич откатился на стуле, метнув в сторону Владислава Андреевича недвусмысленный взгляд и, коротко прищурившись на Егора, бросил:

– К сожалению, мы так и не получили визы юристов.

Герман Карлович посмотрел вокруг.

– Кто здесь от юристов?

Владислав Андреевич посмотрел на Егора и во взгляде этом можно было прочесть: «Черта ты молчишь, сволочь?». Егор начал неровным фальцетом:

– Разрешите пояснить?

Герман Карлович отпил из стакана, вперил в Егора свои несмеющиеся глаза.

– Только и жду.

***

Ах, какая замечательная вещь – картонная коробка типа М. Размеры 300 Х 250 Х 170. 99% целлюлоза. Полезного объема – 12,5 литров. Хватило бы на две пары Allen Edmonds, чашку с логотипом банка, такой же термос, калоши, расчетный листок, трудовую книжку и несколько книг, которые секретарь отдела, девушка некрасивая, но исполненная невыразимой притягательности и обаяния, пролистала с особым пристрастием прежде, чем пропустить Егора через турникет.

С этой коробкой в руках прошел Егор в сопровождении охранника по вестибюлю банка, а у самого выхода передал охраннику свой пропуск и вышел на улицу безработным. Охранник, целясь Егору в затылок и выгибая могучие лопатки, почесал потную спину, закурил и неспеша побрел к водителям корпоративных седанов, которые собрались у своих машин, перегородивших вход в банк.

Проходя мимо статуи первого вкладчика сберкассы, Егор вдруг качнулся, поставил коробку на асфальт и ухватился рукой за постамент, а другой расстегнул воротник рубахи. С минуту стоял он, глубоко дыша, а когда поднял коробку и вышел за ворота банка, то шел, ступая тяжело, словно пьяный.

У припаркованных за воротами черных иномарок нудились в густом табачном дыму человек пять водителей банка, рассматривали прохожих, косились на купе, забравшееся передними колесами на тротуар. Рядом с купе стоял его щеголеватый хозяин, одетый в темно-синий костюм итальянской шерсти и дорогие английские туфли на босу ногу. Хозяин гладко выбрит, лицо, загоревшее со следами благородной породы и нравственной деградации. Из густого табачного облака гудит с невыразимой ласковостью и грустью бархатистый голос породы:

– У девы есть некий крен в сторону доминирования, пришлось с порога объяснить, что за свои кровные я сам командую парадом. И ещё у неё невероятная пилотка. Красивая, аккуратная, узкая. Просто магия какая-то между ног.

Лица водителей в одинаковых мешковатых костюмах – жесткие несмешливые лица. Тая в изломе бровей досаду и недоумение, молодой человек сплюнул сквозь зубы:

– Капец вы мрачные.

К купе подошел Егор, оба сели в машину.

***

В купе Егор рассказал своему товарищу по университету Артему (так звали владельца купе), что робкая Егорова надежда на то, что на комитете все обойдется рассыпалась прахом после первых вопросов Германа Карловича о финансовом положении заемщика, об очередности удовлетворения требований кредиторов и том, как умудрились одобрить прошлогодний кредит. После этих вопросов Владислав Андреевич рванулся из зала, оставив Егора наедине с членами комитета и, говоря языком высоким, отпустив его душу на покаяние. Как только дверь за Владиславом Андреевичем мягко прикрылась, Егор осознал дьявольский замысел Владислава Андреевича. Кровоглазая ненависть глядела глазами Егора на дверь, выпустившую Владислава Андреевича и на членов комитета.

– О свора подлая ничтожных псов, – подумал Егор или сказал вслух, но только Герман Карлович нехорошо темно улыбнулся и лицо его на мгновенье стало осмысленным и живым, но тотчас его сменило выражение тупого равнодушия.

Как Егор оказался в вестибюле – он не помнил. Зато помнил, как сдал пропуск и, получив под роспись требование о досрочном погашении ипотечного кредита, в последний раз, как он думал, прошел мимо памятника первому вкладчику.

Артем раза два затянулся и выбросил окурок в окно.

– Жалко тебе? – и сам же ответил, коротко взглянув на Егора, – Да чо жалеть!?

Егор посмотрел на 42-метрового Гагарина, сказал дрогнувшим голосом:

– Обидел, сука.

Откинулся на спинку, не поворачиваясь к Артему, спросил:

– Поможешь мне?

– Ты, Егор, как дитя. Судиться с ними станешь? Брось. Себе дороже. Работу найди.

Егор достал телефон, прочитав сообщение, сверкнул потемневшими глазами.

– Списали все деньги, которые я депонировал на ипотеку. На год вперед денег положил. До пятнадцатого требуют погасить ипотеку или освободить квартиру. Это как!?

Читать дальше