Александр Кучаев - Лента Мёбиуса

Весь этот оговор был мною отвергнут.

– Зачем упираешься? – равнодушно, со скучающим видом сказал следователь по фамилии Патрикеев, дородный такой, румяный, немножко лысоватый мужчина около сорока лет. Он назвал себя перед началом допроса. – Своим упрямством ты только усугубляешь своё положение. Всё уже доказано, и нет ни одного факта в твою пользу.

– Все факты искажены, вас ввели в заблуждение! – категорически ответил я, пытаясь донести свою правоту. – Это мне пришлось отбивать девушку у трёх подонков. Надо просто найти её и спросить. Она скажет, как всё было на самом деле.

Тогда следователь кивнул полицейскому сержанту, находившемуся в комнате, и тот огрел меня резиновой дубинкой так, что я свалился с табуретки.

Дальше уж и не помню точно последовательность происходившего. Короткими вспышками отложилось лишь, как сержант снова замахнулся на меня и как его «демократизатор» оказался в моих руках. После чего блюститель порядка полетел вверх ногами через стол прямо на следователя, а в допросную вбежали ещё несколько полисменов. И то, как я за считаные мгновения уложил всех одного за другим.

Звуки падающих тел, треск мебели и крики разносились по всему зданию, и в дверях появился офицер с погонами майора. Увидев следователя, выглядывавшего из-под стола, разбросанных по комнате стонущих полицейских и высившегося над ними задержанного с дубинкой в руке – разгорячённого, готового к продолжению схватки, – он только воскликнул:

– Ну, солдат, ты и попал!

И сразу же дважды выстрелил в меня из пистолета. Первая пуля угодила мне в плечо, вторая – в грудь, не задев лёгкие, как потом определили врачи. В глазах сотряслось, я потерял сознание и рухнул на пол. И тут же на неподвижное тело, кое я собой в тот момент представлял, со всех сторон посыпались удары ногами и резиновыми дубинками.

Вновь я пришёл в себя после хирургической операции, прикованным одной рукой к больничной койке.

Потом опять были допросы. Сначала в палате экстренного травматического отделения, а через несколько дней, когда раны немного зажили, – в дознавательной комнате следственного изолятора. Кроме попытки изнасилования несовершеннолетней и причинения тяжкого вреда здоровью молодого парня мне вменялось теперь и нападение на сотрудников полиции, находившихся при исполнении служебных обязанностей.

Дважды ко мне допускали на свидания мою мать и Томочку; я рассказывал им, что в действительности происходило на стройке, как услышал крик о помощи и остальное и как повязали меня и перевернули события с ног на голову. И что если найти девчонку, спасённую от насильников, и хорошенько расспросить её, то станет понятно, что в первой части цепочки происшествий я совершенно не виновен, а наоборот, вёл себя с гражданской позиции, то есть как человек с личной ответственностью за страну и морально-нравственное состояние общества, в котором он проживает.

То же самое я говорил следователю, а также адвокату, седенькому старичку с красным носом, назначенному для моей защиты.

Адвокатишке – от него всё время тянуло густым винным перегаром – было глубоко наплевать, что со мной станется, это чувствовалось по всему его поведению и особенно по безразличным выцветшим глазам. Он был убеждён, что я кругом виноват, и свои обязанности выполнял чисто формально и лишь потому, что так было положено по закону; скорее всего, на уме этого шпака была лишь очередная порция выпивки.

С его слов я узнал, что пострадавшим на стройке от удара металлической трубой был Марк Автономьев, сын уважаемого в городе бизнесмена, бывшего главного мафиози чисто местной, региональной закваски.

И многое мне стало понятно, и в первую очередь то, что сына этого непременно выгородят, а дембельному солдату постараются намотать срок на полную катушку, и никакие честные свидетельские показания ему не помогут.

Так оно и вышло.

Надю Зайцеву, девчонку которую я вызволил от злодеев, Томочка нашла уже на следующий день после первого свидания со мной – через своих подруг. Надя показала остатки синяков на ногах, руках и груди и заявила, что готова рассказать, как всё было и кто в действительности пытался надругаться над ней.

Придя к следователю Патрикееву – за полчаса до её явки ему занесли немаленький пакет с деньгами от Автономьева-старшего, что потом мне стало известно, – она начала излагать суть происшествия на строительной площадке, дескать, это отпрыск городского воротилы со товарищи пожелали испробовать уличного порноэкстрима, а вовсе не демобилизованный солдат.

Но следак быстро убедил её изменить показания, припугнув тем, что она выступает против дитяти человека, обладающего поистине неограниченными возможностями, и что у неё самой могут возникнуть большие неприятности. И у родителей её тоже. И даже жизнь их всех может оказаться под угрозой, тут уж ничего не попишешь, се ля ви.

В итоге девушка заявила на суде, что это я злодей, что именно я пытался её обесчестить, а Марк Автономьев со своими друзьями лишь пришли к ней на помощь.

Её слова и стали решающими в определении виновника в том закуточном пространстве на стройплощадке. В добавление ко всему имелся и пострадавший от удара трубой – присутствовавший в зале юноша, слегка скособоченный, ещё не совсем оправившийся ко дню судебного заседания.

Свою роль сыграли и показания полицейских, очутившихся в тот злополучный вечер на месте происшествия, одним из которых был младший сержант Ерманков; это он ударом пистолета остановил подсудимого, когда тот гнался за другом Марка, молодым человеком по фамилии Рыскунов.

Ещё Ерманков сказал, будто видел, как трое парней буквально стаскивали меня с девчонки, кричавшей о помощи, и как я ударил обрезком трубы одного из них.

При этих его словах по залу судебного заседания прокатились гул возмущения и возгласы с требованием в полной мере наказать преступника. Разумеется, лыком в строку лег и инцидент в следственном изоляторе, в котором я опять был показан опасным для общества неукротимым живорезом.

Когда мне дали слово, я обратился к Зайцевой, мол, что же ты делаешь со мной своей неправдой, ведь не будь моего вмешательства, ещё неизвестно, что с тобой бы стало; не исключено, что и жизнь твоя закончилась бы в том строительном закутке.

В ответ девушка потупила глазки и покраснела, но от лжесвидетельства не отказалась.

Наконец судья Митюкова холодным механическим голосом и с отчётливо выраженным сладострастием на лице зачитала приговор.

Помимо попытки изнасилования мне вменяли в вину зверское избиение несовершеннолетнего Марка Автономьева с тяжкими последствиями для его здоровья, а также нападение на полицейских в следственном изоляторе.