Вадим Сургучев - Тутытита

Кстати, у меня всегда имелся по договорам вопрос, который я так никогда и не решился задать. Какого чёрта у всех иных организаций, которые нам массово слали эти договоры, формы разные. Какие-то другие, с иными отступами, запятыми и абзацами? У их договорных отделов другие учебники? Причём у всех разные?

Так как я был в отделе единственным мужчиной, меня стремительно стали использовать как курьера, ибо штатных там не было, на них экономили. В любую погоду я возил документы или образцы изделий, часто негабаритные. Меня за это не пускали в маршрутные такси, и мне приходилось тащить всё на себе. С тех пор я не разделяю бытующее мнение, что курьер – вполне приятная такая работа, езди по городу в своё удовольствие. Это же чудо что за работа. Такая, что порой даже непонятно, за что им, курьерам, платить. Сплошное здоровье, а не работа.

Кстати, платили мне совсем мало. Ну для того чтобы целыми днями разъезжать по городу на платном транспорте – точно мало. Бесплатные – те, где я мог показать своё пенсионное удостоверение заслуженного флотоводца – довозили не везде, а у нас как раз адресаты и были в основном там, где ой как не везде. Дали мне однажды полную сумку разного железа, и я её должен был отвезти на терминал Пулково. Помню, как я шёл от угла трассы туда, а там ещё километра два, и с неба на меня пролилось море. Я плыл в этом дожде. Сумка была такая тяжёлая, что мне казалось, что она очень нужна земле, та просто пыталась вырвать у меня из рук эту тяжесть. Я не отдавал. Хотя к концу пути чуть не лишился рук.

Однажды, когда меня снова послали куда-то там, я набрался смелости и сказал, что бесплатно больше не поеду, давайте, мол, на дорогу, а то у меня есть на что, но тогда я опять останусь без обеда. Как и вчера. И почти каждый день раньше.

Тогдашний коммерческий директор, назовём его Сергей, человек с таким животом, что я удивлялся, как он видит педали в своём джипе, когда водит, сказал мне, что конечно-конечно, а то что же я молчу. Сейчас, мол, он посмотрит, что у него на заднице. Он так и сказал. Долго копошился в заднем кармане своих огромных брюк и выудил оттуда что-то мне на дорогу. При этом на пол плюхнулась толстая пачка не наших денег. Евро, как я потом догадался.

Там, на Кировском, я впервые познакомился с ценообразованием. Это был занимательный урок экономики, я его усвоил. Да чего там, я его впитал, как Сахара мочу или как немец баварское пиво. Так я этого жаждал.

Однажды к нам в кабинет влетел Сергей и, отдышавшись, спросил у Ирки, когда она уже сделает этот договор, а то ему звонят. Ира ответила, что договор-то она ему хоть через пять минут принесёт, только какую цену ставить – она не знает, Сергей-то ничего не сказал. Тот хлопнул себя по лбу – мол, как же так, он самое главное-то забыл – и, подумав секунды три, сказал, чтобы Ира поставила восемь миллионов. Та засомневалась вслух – а не много ли. Сергей согласился: ставь семь, не ошибёмся. Потом передумал – слишком ровная цифра, ставь, говорит, семь и сто двадцать три. Сказал и убежал. Обычно подобные разговоры у них проходили где-то там, в секретных экономических катакомбах, и мы ничего этого не слышали. Сегодня был особый день: если не успеть срочно, то всё могло рухнуть. Аврал, короче.

Пока Ира настукивала договор, Сергей ещё раза три ей звонил и менял цифру, она ему всё не нравилась. Он и прогадать не хотел, и напугать заказчика тоже. Мне это было понятно. Вот она, тайнопись экономики, «Капитал» Карла, который Маркс, вот она, приоткрытая дверь в каморку папы Карло. Цифра, как я уже сказал, менялась в сторону уменьшения три раза. Сергей поддавливал вниз, Ира не соглашалась и аргументировала, но в итоге сдалась. Окончательная цифра в договоре была четыре миллиона девятьсот с копейками. Только что распечатанный договор уютно лежал на Иркиной тумбочке и пах миллионами. Сергея не было около часа, мы уже про тот договор и забывать стали. Как вдруг он появился. С порога спросил, какую цену она поставила. Та ответила. Коммерческий сказал, что она всё перепутала и нужно срочно исправлять. И поскольку это наши хорошие друзья, то ставь восемьсот тысяч. Нет, это ровно. Ставь восемьсот тридцать четыре.

Не знаю, как кому, но мне этот математический софизм, когда из начальных восьми миллионов остаётся чуть меньше одного и, что характерно, и то и другое нормально, показался не сильно математическим. Пожалуй, математика никогда ещё так сильно не удивлялась. Я участливо разделил её ощущения.

В отделе часто появлялся унылого вида мужик лет сорока с лишним. Долговязый, худой и застенчивый. Он почти ничего не говорил, а если и приходилось, то делал это он так тихо, что я почти ничего не мог разобрать. Поэтому я не сразу понял, что он тоже наш сотрудник, зовут его Вова и он как раз и осуществляет работы по тому самому договору, который притащила Ирка со станции. От дяди.

И вот этот Вова задумал уволиться. Его особо не останавливали. Через некоторое время выяснилось, что некому ехать на станцию вместо него. Огляделись вокруг – как это некому? А я? Ну это они так подумали. Тем более что станция-то атомная, а я как раз хорошо в этих атомах должен разбираться. Пригласили меня к руководству и долго убеждали в необходимости помочь фирме, ведь всегда так бывает, что надо помочь. Сегодня ты ей, завтра она тебе. Говорили «пожалуйста» и даже «выручай». В общем, просили, сулили что-то там за это, только помоги. Я сказал, что не знаю, что там, на станции, надо делать. Выяснилось, что это вовсе не беда, поскольку делать ничего и не надо. Только приехать и прожить там месяц или два, каждый день приезжая на станцию, и когда кто-то от руководства придёт, громко сказать, что я, мол, тут. Такой договор, чтобы был человек. Делать ему ничего не надо, но если вдруг что, то он тут как тут. Что именно могло произойти вдруг, я не знал. Никто не знал. И я согласился.

Собирая меня во вторую командировку на станцию, слова «пожалуйста» уже никто не говорил. Только «выручай». И я снова уехал на два месяца.

На восьмой раз мне уже никто ничего не говорил. Начальство просто удивилось, какого чёрта я ещё тут, а не там, где должен быть, там меня, мол, атомы уже заждались, им без меня скучно.

Я не был в восторге от постоянного отсутствия дома, к тому же командировочных давали ровно столько, чтобы на хорошую жизнь оставалась только мысль. Всё под отчёт, каждая копейка. Всё строго и уныло.

Ясное дело, я им вмазал. Да там, где они вообще не собирались ждать. Вместе со мной на этой станции работали ребята из Воронежа. За анекдоты, весёлые истории и пару бутылок на выходные я жил у них, им их руководство снимало квартиры. В свою же организацию исправно привозил чеки, из которых следовало, что я проживал всё это время в гостинице. В целом, никто никого не обманывал, но у меня оставалось хоть что-то для жизни.