Анна Бабяшкина - И это взойдёт

Через длинную галерею комнат, обставленных почти одинаковыми шелковыми стульчиками и диванчиками, мы добрались до кухни. Почему во всех усадьбах и дворцах делается такое количество однообразных проходных комнат с креселками, как будто их хозяева ничем больше не занимаются, кроме как красиво сидят?

Работники кухни опешили, увидев нас. Но духовку для моих банок уступили.

– Держать пять часов при восьмидесяти градусах, – пояснила я, выставляя температуру. – Как остынет, отдать мне.

– Кстати, обед будет готов через пятнадцать минут, – посмотрела на часы Марина. – Покушаете с нами?

Я отметила, что обед тут подают как в английских домах – к пяти вечера. Кроме утреннего бутерброда с сыром я еще не съела ни крошки. Так что предложение оказалось очень кстати. Любопытно, конечно, чем же потчуют у таких важных господ? Я представила себе роскошный царский стол из советских комедий – с лаковыми осетрами, горками черной икры и застенчиво улыбающимся молочным поросенком, из пасти которого кокетливо торчит пучок петрушки. За златым столом сидели…

– А ваш муж не будет возражать? Ему и на работе приходится видеть кучу посторонних. А тут еще я!

– Да ладно, не скромничайте, – и Марина приобняла меня за талию, будто дуэнья.

Мы вошли в столовую – вполне просторный зал, который, однако, выглядел тесным из-за непропорционально огромного стола, втиснутого в прямоугольник комнаты. Столешница оказалась так велика, что спинки стульев почти примыкали к стенам. Нам накрыли на самом краешке, но не рядом. Мы с Мариной расположились с противоположных сторон этой лакированной плиты, столь широкой, что у нас не было бы ни одного шанса пожать через стол друг другу руки, если бы такое желание вдруг взбрело нам в голову.

Сервировка была все той же – орлы на золоте. Я приготовилась наконец отведать устриц, осетров, омаров, молекулярной кухни, роскошных вин. Но внесли самый заурядный борщ в супнице, картофельное пюре и рыбные котлетки в больших открытых блюдах – как на деревенской свадьбе. Н-да… Хорошо, что не бутерброды из меню «Русские недели в Макдоналдс».

Обед все не начинался – Поленов опаздывал, а без него Марина есть не решалась. Так мы и сидели перед пустыми тарелками, пытаясь вежливо говорить о пустяках. Я посматривала вокруг. Взгляд уткнулся в портрет мужика в латах, висевший во главе стола, по правую руку от меня.

– Нравятся ли вам рыцари? – поймав мой взгляд, спросила Марина с непонятным подтекстом.

– О да! Я в восторге от рыцарей, – ответила я, догадавшись, что хозяева относятся к этой теме серьезно (произведение оказалось единственной картиной на стенах столовой).

Приглядевшись, я заметила, что рыцарь смотрит на меня глазами Бориса Максимовича, и во взгляде его, нарисованном в технике «следящего» портрета, сквозит неуловимое донкихотское безумие. Представила, как буду хохотать, вспоминая этот китч, когда окажусь одна.

– Немножко странно видеть здесь всего один портрет, – не удержалась я от капли ехидства. – Не хватает пáрного, женского. Ведь тому, кто назвался рыцарем, положено иметь даму сердца. Рыцарь без любви – это все равно что дерево без плодов и листьев или же тело без души.

Я выразительно перевела взгляд на противоположную, левую стену и осеклась: казалось, прямо под моим взглядом из обоев проступил светлый выцветший прямоугольник – след картины такого же формата и размера, как и та, что висела по правую руку от меня.

Марина обиженно опустила взгляд, насупилась, засопела. Словно потеряв самообладание, она схватила ложку и мстительно принялась швырять себе в тарелку все подряд, не дожидаясь появления мужа за столом.

– Э-э-э… Гмм… Хотя у этого рыцаря такой страстный, влюбленный взгляд, что, в принципе, никаких портретов дамы не нужно. И так очевидно, что она… есть, – я бросилась неловко заглаживать ошибку.

Я старалась поймать взгляд Марины, чтобы понять: достаточно ли уже лить елей? Или надо еще немножко поизвиняться?

– О чем могут болтать две женщины, которых оставили тет-а-тет? – спас меня от пропасти, в которую я летела с ускорением, стремительно вошедший в столовую Борис Максимович. – Думал, вы тут о деле разговариваете, а вы про шуры-муры?

Он с брезгливым осуждением скользнул взглядом по полной тарелке Марины. Она засмущалась и подала знак официанту, чтобы тот убрал испачканную посуду.

– Как раз собирались поговорить о деле, – с благодарностью переключилась я на спасительную тему. – Вас ждали! Мы с Мариной сегодня осмотрели участок, взяли пробы почвы.

– И что же вы увидели?

– Все несколько запущено. Садовник у вас уже примерно год не работает?

Марина и БМ синхронно кивнули. Официант принялся накладывать в тарелки кушанья.

– Отличный участок, с потенциалом. Тут можно воплотить почти любое желание, самые невероятные фантазии. Но чтобы создать проект, в который вы влюбитесь, мне надо узнать вас и ваши ожидания. Для чего нужен сад? Спорт? Отдых? Игры с детьми? Пикники? Романтические свидания? Официальные приемы и балы?

Поленовы смотрели на меня и согласно покачивали головами, как собачки на торпеде автомобиля.

– Да-да, вот это все, что вы перечислили. А что вам особенно понравилось на нашей земле? – поддержал беседу Борис Максимович.

– Здесь есть настоящие бриллианты, которые надо сохранять и подчеркивать. Липовая аллея – истинное сокровище. Ей лет сто, наверное? Что здесь было раньше, какое-то дворянское гнездо?

– Да, а потом пионерлагерь, – кивнул Борис Максимович.

– Великолепен вишневый сад, – продолжила я сыпать комплиментами. – Он молод и полон сил.

– Десять лет назад посадили, – довольно кивнул Борис Максимович.

Марина помалкивала и прислушивалась к разговору с интересом, как будто все, что рассказывает муж, для нее самой – новость.

Я поняла, что пора выдать презентацию себя как ландшафтного дизайнера и некое «вербальное превью» того, как замечательно изменится жизнь сада и Поленовых с моим появлением. Обычно такие застольные беседы с распусканием «павлиньего хвоста» происходят с клиентами непосредственно перед подписанием контракта и в каком-нибудь хорошем ресторане.

– Сосны и ели – это драгоценное достояние участка. Заполучить хвойный участок – невероятная удача. Самые старые деревья на земле – сосны.

(Тут мне очень хотелось пуститься в рассуждения о том, почему самые старые на земле сосны, которым больше пяти тысяч лет, растут в совершенно невыносимых условиях – на холоде, на бедных каменистых горных почвах. Этот вопрос о природе долгожительства – один из любимейших моих топиков для «пьяных застольных бесед», но я держала себя в руках и не свернула на дорогую сердцу истоптанную дорожку.)