Александр Телегин - «Сено», «Эпоха перемен» и другие повести

А Катерине Ивановне как-то даже неудобно стало от такого горячего проявления сочувствия, и она сказала неуверенно:

– Я б ещё и не желала бесплатно. Пусть бы было, как раньше: совхоз бы накосил сено, привёз на сеновал, а я бы выписала, получила по накладной сколько положено – и дело с концом. А сейчас кто на тракторе – тот косит сколько хочет: себе, родственникам, друзьям и знакомым, а ты, старая дура, отвали, потому что никому не нужна. Не нравятся мне такие порядки.

– Это они, бабка, ети их, хозяина так воспитывают. Это безобразие называется арендный подряд. Совхозу арендную плату заплатили – и сами себе хозяева: кому хотят, тому косят: захотят – бесплатно, захотят – за бутылку, на ящик водки потребуют – тоже никуда не денешься.

– Да разве так можно?

– Ты же видишь, что так есть. Или глазам своим не веришь? Доперестраивались! Рынок, ети их! Ты бы посмотрела, что летом в поле делалось. Ой-ёй-ёй! – Алексей Трифонович замотал головой, изображая изумление масштабами бардака. – Все с бутылками лезут, ругаются, трактористы пьяные, за руль держатся, чтобы из кабины не выпасть. Мой Сашка тоже, ети его, каждый вечер вдупель приезжал.

– Зато ты сейчас с сеном, сказала тётя Катя, и Алексею Трифоновичу отчего-то стало неловко:

– Он ведь всё лето косил на «ешке» [1], – и Катерине Ивановне показалось, что бригадир оправдывается.

– Если бы я знала, к нему бы обратилась.

– Да он и сейчас косит отаву. Она, правда, как пух, сытости в ней никакой, но всё равно лучше, чем ничего.

– Алексей Трифонович, попроси его, пусть он мне хоть тележку накосит. А то мне так страшно с завтрашнего дня пасти…

– Ладно, Катерина, скажу ему. Может даже завтра тебе тележку пришлёт, а хоть и две, что ему, не пришлёт что ли за бутылку!?

– Пожалуйста, Алексей Трифонович, скажи ему, а я уж с ним рассчитаюсь. Не пожалею бутылок.

– Да это ладно, – скромно отмахнулся Алексей Трифонович, – правда он на «ешке», да не проблема найти трактор с тележкой – привезут. Они там все заодно, ети их!

– Главное, чтобы не поймали, не посадили из-за меня.

– Ох, бабка! Здорово ты от жизни отстала! Кто ж их будет ловить?! Я тебе говорю – кругом растащиловка… Тянут кто что может. Сам их бригадир Козулин! Сколько он этого сена пропил – ой-ёй-ёй! Ты разве не знала? Всё лето пьяный по совхозу ездил и предлагал арбу за три бутылки. Могу назвать кому он продавал.

– Не знала, я бы купила. Три бутылки – это недорого.

– Конечно не дорого.

Подошли к дому Катерины Ивановны. Рядом с калиткой на заборе висел старик в фуражке, в жёлтой замызганной штормовке с поднятым воротником. Щёки и подбородок его поросли серой щетиной, узкие глаза были красны, время от времени он двигал ввалившимся слабым ртом, словно что-то шептал или пережёвывал. Увидев свою скотину, он отцепился от забора и распахнул калитку. Жена тут же закричала, замахала издали.

– Что, не надо открывать? – крикнул старик неожиданно зычно.

– Не надо! – рявкнула в ответ тётя Катя.

Старик закрыл калитку.

– Ни черта уже не понимает, – в сердцах пробубнила под нос старушка, обгоняя крупнорогатиков. Стадо остановилось. Хозяйка прошмыгнула в калитку и сказала сурово мужу:

– Неужели ты ничего не помнишь? По одной запускай, по одной!

Она направилась к пригону, а старик, вспомнив, что надо делать, стал поочерёдно запускать коров и быков. Катерина Ивановна распределяла коров по стойлам и привязывала цепями. Быки сегодня сами без фокусов заняли своё место в пристройке к пригону.

Перед тем, как идти в стадо, хозяйка всегда ставила в кормушки каждой Мусе и каждому Борьке по ведру картошки с дроблёным зерном. Поэтому приходилось запускать их поодиночке. Иначе, ворвавшись всем стадом и затеяв драку за лучшее ведро, они и пригон могли разнести, и хозяев покалечить. Но сегодня всё обошлось. Хозяйка вышла из пригона, уфнула и сказала, что умаялась как… на именинах. Впрочем, никто её не услышал, потому что Александр Иванович стоял у крыльца с Алексеем Трифоновичем и что-то рассказывал, энергично размахивая руками.

– Х-х-х, – смеялся Алексей Трифонович.

– Что это он тебе рассказывает? – спросила, подходя, тётя Катя.

– Да так, старое вспоминаем, – уклонился Алексей Трифонович.

– А вот я ему сейчас новое расскажу… А, слышишь, старый? Готовься завтра с утра коров пасти. Пастух отказался выгонять.

– Это ерунда, – отмахнулся Александр Иванович, – коров пасти дело нехитрое.

– Посмотри-кося, какой герой нашёлся! – сердито удивилась Катерина Ивановна, а Алексей Трифонович снова прыснул:

– Х-х-х.

– Вы мне другое скажите! – продолжал храбрый Александр Иванович. – Вы видели самолёт, который давеча пролетал?

Алексей Трифонович вспомнил, что действительно прилетал недавно кукурузник – наверное, из районной больницы срочно отправили кого-то в город.

– Я за этим самолётом долго наблюдал… – перебил его Александр Иванович, – он полетел вот туда, точно на север. И, насколько я мог видеть, нигде не совершал посадки. Я думаю, он полетел прямо в Воркуту.

– Господи, он совсем сбалбесился с этой Воркутой, – пробурчала старушка достаточно громко, но муж её или сделал вид, или действительно не услышал, потому что продолжал как ни в чём не бывало:

– Да, Воркута… Дала она мне прикурить. Семь лет я там отдубасил на воркутском механическом заводе. Чего только не делали. Вращающиеся печи Смита – знаешь, что это такое? Вот такая махина: сорок метров длиной, два метра в диаметре – и всё на клёпке. Заклёпки вот такие – в палец толщиной. Можешь себе представить, милый человек, какой в цехе гром и звон стоял. Там и остался мой острый слух…

– Ладно, хватит тебе с этой Воркутой! – прервала его жена. – Сорок лет скрывал, а теперь каждому встречному рассказываешь. Это было давно. А Алексею Трифоновичу некогда слушать. Правда Алексей Трифонович? Ты, наверное, по делу пришёл?

– Да нет, я не спешу. А вообще-то, Катерина, дай на бутылку, если можно.

– Алексей Трифонович, у меня деньги только на сено и на отходы [2], знаешь, как я их берегу!

– Да знаю. Ну, всего-то на бутылочку. Дай уж четырнадцать тысяч.

– Если б я знала, что пенсию скоро принесут, а то мы за сентябрь ещё не получали, и не известно, когда будет.

– Мы за август не получили. А так разве б я к тебе пришёл?

У тёти Кати на лице выразилась мука:

– Алексей Трифонович, четырнадцать тысяч я дам, но уж ты постарайся, чтобы Сашка сено привёз.

– Привезёт, ети его. Даже, если не дашь денег, всё равно привезёт. Разве ж я поэтому… Ух, – он махнул рукой, не в силах выразить своей готовности расшибиться в пыль ради неё с Александром Ивановичем.

Старушка стряхнула с ног сапоги и пошла в дом – ростом с воробья, одежды на ней больше, чем плоти.