Дмитрий Власов - Витражи конца эпохи. Сборник рассказов

Усталый пожилой врач, заведующий отделением, затрубил монотонным голосом:

– Сильная интоксикация, состояние комы. Предположительно, он принял сильнодействующий наркотик, с которым раньше мы не встречались. Порошок отправили на анализ, но пока формулу расшифровать не удалось.

– Да какая формула! – набросилась на врача Наташа чуть ли не с кулаками, готовая растерзать эскулапа, – умоляю, скажите, в каком он состоянии? Он будет жить? Могу я его видеть?

– Мы применили обычное в таких случаях лечение, – прежним тоном продолжал врач, не обращая внимания на безумства убитой горем девушки, – сделали частичное переливание крови, вкололи нейтрализующие вещества, задействовали стимуляторы… Сканировали мозг. Вы не медик? Тогда это вряд ли вам интересно. Поймите, мы здесь работаем, спасаем людей. Пытаемся спасти и его. Хотя не скрою, это будет очень, очень трудно…

– Где он?

– В четырнадцатой палате, налево за этой дверью. Но сначала ответьте на мои вопросы.

– Не сейчас, – отмахнулась Наташа и резко вскочила, – как вы можете?

– Вы должны нам помочь, – врач впервые посмотрел ей в глаза сквозь выпуклые стекла своих очков.

– Хорошо, – кивнула девушка.

– Он часто принимал наркотики? Сколько времени, в каких дозах? Разные или только эти? Это всё, что меня интересует. Мне не нужно знать, кем он работал и где доставал порошок – это забота других людей.

– Он работал в НИИ. Придумывал лекарства, или…оружие…я не знаю. Никогда не был наркоманом, ко всякой отраве испытывал отвращение, доктор, клянусь! Теперь я могу видеть его?

Врач кивнул, но ненадолго задержал ее, неожиданно и крепко схватив за запястье.

– Системы его организма работают нормально, но импульсы мозга очень слабые и… странные. Он как будто находится не здесь. Попытайтесь его разбудить, вернуть к нам. Только если вам удастся это сделать, мы сможем надеяться на лучшее. В противном случае – увы, нет.

Ярослав не мог знать, что находится в больнице, что привезли его сюда два дюжих санитара, что позже мужчины и женщины в белых халатах долго мяли его тело, кололи вены, давали кислород, подсоединяли провода к голове. Лишь мощный электрический разряд он почувствовал – увидел рядом ослепительную и бесшумную, как зарница, вспышку молнии на совершенно безоблачном полуденном небе. Ему так понравилась эта молния, расколовшая пространство от небесного свода до дна реки, что он захотел ее еще и ненадолго остановился, медленно кувыркаясь в воздушных ямах. Но молнии больше не было. Тогда он, легко оттолкнувшись от воображаемой опоры, полетел дальше. Полет продолжался с большой скоростью, но пейзаж, различаясь в деталях, в общем, оставался тем же, был бесконечен до горизонта и за ним, как в зацикленной компьютерной анимации. То же небо, та же река, те же красноватые скалы, те же глубокие и острые, разрезающие горы, ущелья. Но в данном случае внешнее однообразие не утомляло, а наоборот, окрыляло его, словно иллюстрируя собою бесконечность жизни – пространства, материи, времени, духа. Впрочем, происходили также изменения, которых он сперва не замечал.

Небо, в котором поначалу не было ни намека на красный цвет, вдруг стало розоветь – едва заметно, как проступает румянец на лице сквозь густой слой макияжа. На горизонте, где-то далеко-далеко, у края мира, скапливались узкие длинные облака, которые тоже краснели, наливались багрянцем изнутри, словно комариные тельца. Возникла тревога – неосознанная, такая чужая в царстве безумной свободы и безграничного счастья…

Эта тревога исходила извне – он понял. Кому-то очень близкому, родному, любящему его он делал больно, да еще как больно! До сих пор слышался только шум реки и еле уловимый свист рассекаемого воздуха. Теперь же издалека слышался голос. Ярослав прислушался. Голос был тонким и жалобным, как писк новорожденного животного. Но, несомненно, он звал Ярослава. Звал обратно домой, в мир, из которого он ушел так внезапно, неразумно и, как законченный эгоист, ни на секунду не задумавшись о людях, которым станет больно в том случае, если его не будет среди них.

Вдруг слабый голос усилился во много раз и небо, почти всё ставшее красным, раскололось посередине. В нем образовалась пропасть, почти такая же по форме, как внизу, но не имеющая не только конца и начала. В ней не было и глубины. Бездонная щель, словно отвратительный рот великана, готовилась поглотить и его, и каменные джунгли, и горную реку. Но именно оттуда Ярослав слышал крик. По крайней мере, ему казалось так.

– Ярослав! Яр! Родной мой, хороший! Я не знаю, где ты и что с тобой, но поверь, поверь, пожалуйста, что со мной тебе будет лучше! Я сделаю для этого всё-всё, только возвращайся!

Это был, конечно, голос Наташи. Она звала, умоляла, надеялась. Ей удалось невозможное – пробить химическую броню мечталитина.

Пробить, но не уничтожить. Не победить.

– Яр! Умоляю, вернись! Попробуй, миленький, пожалуйста!

Ярослав поднимался выше, безобразный рот засасывал его, а голос Наташи становился громче, слова слышались более отчетливо. Становилось жарко, словно с космической быстротой приближалось к нему невидимое солнце. Внизу же текла река, прохладу которой он ощущал физически даже на большом расстоянии. Его влекло туда.

В его мечту вторглись – пусть с любовью, но в то время, когда он этого не хотел.

– Яр! Еще немножко, ну! Я чувствую, что ты уже рядом!

Он тоже чувствовал, что Наташа рядом. Он мог протянуть ей руку и ощутил бы тепло мягкой, почти детской ладони. Но внизу была чистая студеная вода и – бездна. Он ведь всегда хотел упасть в нее. Он страшился явлений, предшествующих смерти, но самой смерти не боялся никогда. В ней было что-то загадочное и притягательное. Ярослав был атеистом, но не мог даже подумать о том, что весь человек превращается только в то, что осталось от его дедушки после эксгумации спустя сорок лет. Что-то же еще должно оставаться! Что-то должно быть за последней чертой, обязательно! Он верил. И чем крепче была эта вера, тем сильнее становилось нелепое любопытство – ну что же там? Иногда жажда последнего открытия становилась нестерпимой. Сейчас, находясь между жизнью и смертью, он понял истинную причину своей тоски.

– Ждать еще столько лет… Страдать, мучить себя и других. И тебя… Прости, Наташа, – прошептал Ярослав.

Он ринулся в бездну и в считанные секунды достиг воды. Ледяная влага обожгла его, но лишь на секунду, а затем стало тепло. По инерции опускаясь всё глубже, он врезался головой в каменистый выступ на дне. На мгновение воцарилась темнота, но сейчас же яркий свет брызнул в лицо, и светлый туннель открылся впереди.

Он увидел то, что находится за чертой.

Александр Иванович, знакомый нам врач скорой помощи, явился домой ночью. Он был один в квартире, и давно не посещавшее его чувство печали с силой давило на душу в широкой груди. За пятнадцать лет работы он привык видеть умирающих людей, и лишь тогда, когда вызов был к ребенку, особенно если спасти его не представлялось возможным, сердце Александр Ивановича на время погружалось в какую-то жуткую пустоту.