Софья Соболевская - Бог встречает осенью…

Месяц назад

Сергей вышел из кабинета врача, и гул людских голосов оглушил его. Он быстро прошел сквозь длинный коридор кардиологического центра, где повсюду сидели, стояли, ходили туда-сюда и переговаривались какие-то очень суетливые люди. Сергею казалось, что он тонет в известных и неизвестных словах, в нестройных звуках непонятной ему речи. Вся эта какофония внезапно обрушилась на него, как ужасающий своей бездной и необратимостью океанский шторм обрушивается на рыбацкое суденышко. И никуда было не деться от всепоглощающей мощи и силы этой стихии…

За Сергеем быстро выбежал седоватый, но молодящийся врач.

– Серега, стой, подожди! – Он схватил Сергея за рукав, дернул его, но Сергей раздраженно отмахнулся.

Доктор семенил за стремительно удаляющимся Сергеем.

– Стой, давай договорим. Да что ж я за тобой бегаю! Да, профессор сказал тебе сейчас, чтобы ты привел свои дела в порядок, но это же еще ничего не значит. Аневризма аорты – да, серьезно, да, очень серьезно, но тысячам больных делают операции, и они живут потом и двадцать, и тридцать лет!

Сергей остановился и посмотрел доктору в глаза. Тот выдержал взгляд, но по испарине, появившейся на его лбу, было заметно, что он нервничает.

– Если дожить до операции… Дим, я все понял. Понял, что это значит. Твой профессор большая умница, и лучше перестраховаться, я знаю это…

Врач снова схватился за рукав Сергея, как за спасительную соломинку. Вероятно, она ему была нужнее, чем самому больному.

– Серега, да, болезнь серьезная. Но ты молодой еще, это болезнь стариков. Среди них летальность высокая, а у тебя организм еще не изношенный. Ты спортом занимаешься… сейчас, кстати, надо спорт оставить… на время…

Сергей как-то резко сник и обессиленно опустился на железное скрипучее кресло больничного коридора.

– Дим, ну вот именно, что у стариков! Слышишь, у стариков! А мне пятидесяти пяти нет! Да и не в этом дело! Я не могу позволить себе болеть, у меня Антошка еще маленький.

Он откинул голову, прикрыл глаза.

– Кто с ним останется, если, не дай Бог, со мной что случится? Да и вообще, откуда все это у меня?

К врачу подошла молодая медсестра:

– Дим, ой… Дмитрий Евгеньевич, тут в стационаре…

Врач раздраженно прервал ее:

– Люсь, ну подожди, найди меня через пять, нет, десять минут!

Люся обиженно надула губы, откинула волосы и быстро ушла вглубь коридора. Дмитрий даже не проводил ее взглядом. Он вынул бумажный платок из кармана, вытер лоб, дотронулся до руки Сергея.

– Серег, ну ты, дорогой, и спросил, откуда это. Да все оттуда… Ты как пил тогда, ну, когда Зоя… ну, после того, как Зои не стало… Алкоголь, стрессы, работаешь много… вот оно оттуда и есть… хотя, конечно, рановато тебе переходить в разряд сердечников…

Длинный больничный коридор гудел разноголосьем. Повсюду сидели, стояли, шли и постоянно вразнобой и нестройно переговаривались какие-то громкие и очень суетливые люди.

Мужчины молчали. Наконец Дмитрий вздохнул и, не глядя в глаза Сергею, произнес:

– Так, Серега. Выхода два. Либо здесь квота и очередь на операцию. Но ждать долго. Можно не дождаться. Либо в Европе без очереди, но стоит дорого.

– А здесь нельзя дорого и без очереди? – поинтересовался Сергей.

– Здесь тоже можно без очереди и дорого. Но надо понять, где именно. В Москве у Давида Георгиевича Иоселиани не делают открытые операции по протезированию аорты, а вот, по-моему, в госпитале Бурденко есть отделение сердечно-сосудистой хирургии. Есть еще вариант в ЦЭЛТ.

– Где?

– Центр эндохирургии и литотрипсии. В Москве. Там стали менять аортальный клапан через бедренную артерию. Но не знаю, возьмутся ли за твой случай. Твоя сложность заключается в том, что у тебя аневризма восходящего отдела аорты. Это значит, операция сложная, открытая, нужно делать стернотомию.

– Что делать? – переспросил Сергей.

– Стернотомию. Рассечение грудной клетки. К сожалению, малоинвазивной операцией здесь не обойтись.

– Какой? – переспросил Сергей.

– Малоинвазивной. Разрезы – доступы 5–6 сантиметров. Но это не твой случай, повторюсь. У тебя будет стернотомия. Это сложная операция, хоть и потоковая. Медицина, конечно, сейчас шагнула далеко вперед. Но такие операции единицы специалистов делают. Ювелирная работа.

Сергей встал, потянулся и как-то не к месту бодро ответил:

– Димон, я все понял, все решу. Спасибо тебе. На связи.

Сергей пожал руку доктору и скрылся за входными дверями. Дмитрий долго смотрел ему вслед, потом вздохнул, достал из кармана телефон, набрал номер.

– Люсь, не, ну че ты опять обиделась? Да разговор у меня был важный, да. У друга беда. Сейчас приду, жди в ординаторской, – Дмитрий пригладил волосы и пошел вглубь здания.

Лиговский проспект заволокло туманом, словно укрыло пуховым воздушным одеялом. Воздух был плотным: протяни руку – пальцев не увидишь. Торопящиеся прохожие, автомобили, нетерпеливо сигналящие друг другу, громкие, нелепо болтающиеся туристы – городская жизнь будто тонула в молочной жидкой каше, придавленной сверху серым низким питерским небом.

На остановке маневрировало несколько маршруток, пытавшихся уместиться в заездном кармане. Еще одна подъехала и остановилась прямо на второй полосе движения. Двери открылись, и к ним устремились пассажиры, галдящие и расталкивающие друг друга.

Сергей притормозил перед маршруткой. Однако, бросив взгляд на часы, попытался объехать ее слева, но услышал отчаянную трель – в него сзади едва не врезался не замеченный им трамвай. Сергей остановился, опустил голову на руль. Замер.

Уже в сумерках Сергей подъехал к своему многоэтажному дому, с пульта открыл ворота и въехал на подземную стоянку. Остановился перед шлагбаумом. Из будки вышел охранник и подошел к его «мерседесу».

– Сергей Юрьевич, вы забыли включить свет.

Сергей вздрогнул, глухо ответил, растягивая слова:

– Какой свет?

– Фары. Габариты. Осенью темнеет рано…

Сергей будто не узнавал своего голоса – «а-а-а-а-а», «да-а-а»…

Шлагбаум поднялся, машина въехала в подземное чрево многоквартирного дома.

Сергей вышел из лифта, долго копался в кармане, что-то искал:

– Да что ж такое, ключи, что ль, поменяли?! Вообще не крутится… Так и сломать можно.

Наконец он справился с дверью и, стараясь не шуметь, вошел в квартиру. Снял обувь и сразу направился в детскую.

Там горел ночник. В кроватке-автомобиле спал мальчик лет шести. На диване сидела немолодая женщина, няня Елизавета Петровна, приходившаяся Сергею теткой, поэтому домашние называли ее просто – Лизонька.

Сергей поцеловал сына в лобик, провел рукой по щечке. Поправил прядь льняных волос.