Жанна Благодарова - НЕчисто-научный эксперимент

Знаток человеческих душ действительно им является – как минимум, на бумаге, дипломе врача по специальности «психиатрия». Ничего интересного в этом факте нет. Было время – кстати, не так уж давно, когда и в самом Фродике не было ничего интересного. От слова «совсем».

Высокий мужчина, более или менее молодой, средней упитанности, здоровый и уравновешенный (как оно и положено психиатру). На лицо какой-то… никакой. И впечатления после разговора с ним не оставалось никакого. Друзей у него тоже не было. Вернее, друзья были – когда-то. Но работа их выжила. Можно даже сказать, что работа выжила и семью: Фродик воспринимал жену и дочку только как самодвижущиеся объекты. Логично было бы предположить, что этот человек полностью посвятил себя работе. А то и набирает материал для диссертации.

Собственно, те немногие, что ещё интересовались его жизнью – жизнью классической серой личности, так и думали. Но на самом деле было не так. Фродик относился к своим врачебным обязанностям весьма прохладно. Он работал в обычной поликлинике, и мог уйти сразу, как истекало время приёма. Собственно, и уходил. Писанину, которой у него, как и у любого «государственного» врача, всегда было по горло, почти всю спихнул на медсестру.

Тем не менее его считали врачом, умеющим общаться с пациентами, и общаться грамотно. Что в психиатрии, понятно, не последнее. Умение сложилось само собой и было простым до примитивности: Фродик не слушал, что говорят больные. И вообще ему было плевать на их судьбу. Но не следует думать, что этот человек зря потратил своё время и занял чьё-то место. Нет-нет, когда-то он действительно хотел помогать людям, ведь современная жизнь такая нервная, а человеческая психика такая хрупкая. Но…

Разве бывает, что в жизни всё складывается как в мечтах? Или хоть чуть-чуть как в мечтах? На деле выяснилось, что вслушиваться в речь капитально психически больного капитально скучно. Ведь многие его пациенты были умственно отсталыми, и их примитивные, бессвязные речи можно было воспринимать только как симптом, а не как речь в привычном понимании этого слова.

Разумеется, таких больных сопровождали родственники-опекуны, но и их речи – людей, вроде бы полноценных психически, утомляли Фродика не меньше. Увлекательного шизофренического или параноидального бреда он не слышал – за отсутствием пациентов с подходящими диагнозами в стадии обострения.

Надо сказать, психическая болезнь, как и любая другая, очень тяготит больного, не может не тяготить. Но «психические» больше любых других склонны общаться (в тех случаях, когда они вообще способны хоть с кем-то общаться) по принципу «мне плохо, и тебе хорошо не будет, или будет ещё хуже, чем мне».

Конечно, это неосознанное поведение, без цели испортить настроение (да и саму жизнь) близким и посторонним. Но кому от этого легче? Понимание того или иного факта не слишком-то облегчает силу его, факта, воздействия. Иными словами, психиатру так же тяжело общаться с психами, как и любому другому человеку.

Как-то, в самом начале его психиатрической карьеры, на приём явилась новенькая – то есть как больная она была совсем не новенькая, это Фродик только начал знакомиться со «своим народом». Он внимательно выслушивал озвучку мучительных мыслей, довольно типичных для страдающего ОКР. Полчаса выслушивал, час. Потом прошёл ещё час… Неизвестно, сколько ещё длилась бы её речь, но дверь кабинета распахнулась, и «артистка» со «зрителями» получили порцию самого искреннего возмущения.

Фродик от всей души поблагодарил источник этого возмущения (с трудом удалось сделать это лишь мысленно) – грузного, но энергичного пожилого мужчину, и вежливо спросил, что ему нужно. Услышав, что требуется справка о психическом здоровье и отсутствии постановки не учёт, Фродик мило улыбнулся:

– Ради такой справки можно было бы и потерпеть. Всё-таки на приёме больной человек, к тому же женщина.

– Знаете, доктор, моя жена точь-в-точь так же мозги выносит! – выкрикнул мужчина с той уверенностью, с какой человек чувствует: правда за ним, – Скоро поликлинику закроют, а все кабинеты, кроме Вашего, давно пустые! Дайте, пожалуйста, справку, и я уйду!

Фродик кивнул, и медсестра застрочила в специальном бланке. Когда за мужчиной закрылась дверь, Фродик встал, потянулся и, не обращая внимания на обиженно молчавшую больную, наставительно сказал медсестре:

– Приём должен был окончиться ещё час назад. Пожалуйста, периодически предупреждайте меня, сколько человек ждёт очереди. А Вас, – он обернулся к пациентке, – я жду через месяц. Принимайте всё те же лекарства, строго по графику. Раньше не приходите – они ещё не подействуют, и я Вас не приму.

Это были совершенно непрофессиональные, невероятно смелые, просто отчаянные слова. Опытный врач никогда бы их не произнёс. Фродик же был неопытный, к тому же уставший. После того случая он не давал пациентам ни единой лишней минуты.

Но всё равно еле доползал до дома, и поленом падал на диван. Внутри было пусто. Вернее, присутствовало отчётливое ощущение, что где-то он очень сильно просчитался, и делает совсем не то, что положено. Что живёт не своей жизнью. Фродик рассматривал себя как «случай из практики», примерял все известные психиатрии симптомы, но пазлы не складывались. В некотором смысле, ему хотелось найти у себя что-нибудь психическое, – чтобы, образно говоря, очистить небо от облаков неизвестности. Однако ничего не находилось.

– Готово! По-моему, лучше и не скажешь, самой захотелось помочь мальчику.

– А почему бы нам ему не помочь? Сумма, я думаю, наберётся достаточная, чтобы купить мальчишке пакет сока или бутылку газировки.

– Фродик, а почему бы нам не купить ему, ну, например, кроссовки? Он очень плохо одет…

– Детёныш… – Фродик вздохнул, – действительно, почему бы и нет? Но возникнут вопросы. Почему решили подарить? Почему подарили дорогой подарок? Почему подарили именно этому ребёнку? Это не просто странно, это подозрительно. Признайся, тебе захотелось славы?

– Как ты можешь так плохо обо мне думать? Обидно даже. Ну, бывает же одному человеку жалко другого человека, тем более ребёнка! Просто так жалко! – Детёныш всхлипнула.

– Ну, ну, успокойся. Пойми, мы не в состоянии изменить его жизнь. Он уже большой мальчик, его судьба предопределена родительскими попойками и побоями. Мы его даже не порадуем. А вот ты сможешь выбрать такие очки, какие хочешь, и будешь очень довольна.

– И сумку!

– Да, да… И сумку.

Фродик нисколечко не рассердился. Наоборот, в жалких попытках Детёныша помочь мальчику он видел своеобразный способ извинения – вот только хотелось бы знать, за что, – и это было очередным подтверждением его гипотезы. Косвенным, понятное дело. Ведь заглаживает человек свою вину подарком или чем другим, полезным обиженному им субъекту…