Вячеслав Прах - Обнимаю ваше одиночество

Мне по кайфу смеяться, у меня есть человек, с которым я могу смеяться изо дня в день, это очень ценно и это связывает крепко, я хочу смеяться с вами. И я не хочу, чтобы вы плакали обо мне, я не хочу плакать о вас.

Однажды вы сказали, что сотканы из противоречий: «Я – самая смелая трусиха». А я вам не сказал, что я – самый смелый трус.

Будем знакомы.

Она умела готовить еду, но он видел, как переедают от женской нелюбви, он недоедал от нелюбви к женщине, ибо едой не заменишь ощущение любви.

Она умела гладить рубашки. Она умела гладить мужчину.

Она была красива, стройна, и многие мечтали бы о такой женщине, оказавшись на его месте, если бы не знали ее маленькую тайну, которую она так и не открыла ему.

Она ходила на курсы минета, но она не умела любить мужчину. Будто где-то услышала, что хороший минет может дать ему ощущение безусловной любви, уверенности в ней и ее чувствах.

Будто у мужчины вместо мозга, сердца и души – член. (Какие «глубокие» познания мужской натуры у того, кто ей это внушил.)

Он бы не поверил, если бы ему попытались внушить, что у женщины вместо мозга, сердца и души – вагина.

Она сумела привязать его к себе. Сексом, общими интересами, увлечениями, общими событиями/праздниками, проведенными вместе. Она узнала, что любит он, и сразу «полюбила» это сама.

Как неудобно быть удобной.

Она умела все. Но не умела любить его.

Она была идеальной несостоявшейся женой. Была хорошей хозяйкой, да. Он бы врагу не пожелал такую жену, хотя неистово ревновал ее ко всему.

Он бы предпочел, чтобы самая отвратительная хозяйка, жена стояла у грязной плиты и смотрела бесконечно влюбленными глазами, какими никогда не смотрела на него она, какими всегда смотрел на нее он.

Чтобы это было взаимно.

Он влюбился в нее, чувствуя, что это не взаимно. Это был его выбор, ему нужно было научиться доверять своему компасу.

А она согласилась на мужчину, в котором не нашла для себя маленького женского счастья.

Она была идеальна, как смерть: и рядом с ней хотелось умереть самому и убить ее (не понимая почему), но не жить.

Он прочувствовал на собственной шкуре, как несчастны мужчины, которые не могут найти причину своих страданий, глядя на своих идеальных жен, которые делают им качественный минет, гладят красиво рубашки, умело массируют плечи перед сном, шепча на ухо «люблю», не любя. Программируя их на безусловную веру и уверенность, что компас внутри неисправен.

Кажется, он однажды узнал, почему мужчина спивается и лезет в петлю с чувством вины за свою никчемную, неуместную жизнь, глядя с любовью на свою идеальную жену.

Он не смог ни в чем обвинить идеального человека. Однажды он проснулся, не переставая любоваться ею, поцеловал так сильно, как никогда ее не целовал, доверился своему компасу и молча исчез.

Он знал, что сможет прожить без массажа, еды, наглаженных рубашек и громких слов, без ее красоты, таинственности и манящего тела.

Он также знал, что не сможет прожить в идеальном холоде, без любви.

Он всегда понимал, что он – мужчина, что в нем есть душа. И его душа – это не член, не желудок, не тело.

Когда я занимался с тобой любовью (у меня был такой жизненный период, мне нужно было подарить свою любовь, я хотел любви, хотя и боялся, но был полон жажды открыть и реализовать ее полностью), у меня всегда было ощущение, что я у тебя первый, что до этого не было никого (хотя я знал, что мужчины у тебя были). Это впечатление было приятно поначалу, но вскоре самым ужасным для меня стало осознание, что и я исчезну из тебя так же бесследно, как и они. И снова в тебе не останется никого, кроме тебя самой.

Так и случилось. Ты не впитываешь в себя мужчину. Звучит странно, но по-другому объяснить свои ощущения от близости с тобой я не могу.

Ты умеешь заниматься сексом, ты романтична и нежна со своим партнером, ты умеешь настраиваться на мужчину, как настраиваешься на процесс, когда пишешь работы, позволяя ему думать, что он властвует над тобой. Представляешь, каково мужчине понять, будучи в тебе, что это не так? Что его в тебе нет. Что он не обладает тобой, а лишь арендует твое тело.

Я даже никогда не задумывался, что так бывает, что такое возможно в принципе в период чистой и яркой вспышки между двумя людьми (я был уверен, что в эти мгновения мы впитываем своих любовников, как губки – воду). Я никогда об этом не читал и даже не слышал, мне стоило бы тебя поблагодарить за такие уникальные знания.

Ты могла бы быть первоклассной блудницей (потому что тобой невозможно сексуально владеть, в тебе нельзя оставить себя) и после этого оставаться чище слезы для того мужчины, которого ты выбрала бы для себя в будущем. Ты не воспринимаешь мужчину своим телом – это уникальнейшее свойство, с которым я никогда не сталкивался до встречи с тобой. Я предполагаю, что мужчины могут задаваться вопросом: «Почему с ней такой вкусный и нежный секс с привкусом того, что ничего не было? Почему себя нельзя оставить в ней?» Ты теперь понимаешь, почему я хотел тебя, даже когда тебе уже было больно и ты говорила, что больше не можешь?

Потому что для тебя секс – это ничто, это как утренняя пробежка во время ливня. Он есть, но его нет.

Тебе он нужен как разрядка после напряженного дня, а не как энергетический обмен, наполнение и отдача, чувство, что тобой обладают, а ты себя отдаешь добровольно. Мне показалось, что для тебя это – как поесть: просто утолить свой голод, а не погрузиться целиком в процесс, смакуя тело и энергетику другого. Не как создать новый мир.

Если бы ты не была так закрыта, окутана таинственным туманом загадок, догадок и говорила мне прямо о своих ощущениях, я бы принял, что дело во мне, что я такой отвратительный любовник.

Я всегда отвратительный любовник, когда я не нужен.

Для нас двоих, если смотреть правде в глаза, секс был насилием. Физическим насилием для тебя, эмоциональным – для меня.

Но, признаться честно, мне нравилось доставлять тебе боль физическую во время близости. Так я знал, что ты можешь чувствовать хоть что-то, хоть боль.

Я не получал от тебя того, что мне было нужно, и от неспособности что-то изменить и уйти от тебя – я тебя насиловал, утешая себя тем, что и тебе это нравится.

Мне не нужна коллекция разбитых сердец, жалкая потеха для эго, но эго от этого сытее не становится, если оно нуждается в том, чтобы его насыщали чужими страданиями. Ты считала меня дураком, конченым романтиком, который не думает ни о чем, кроме секса, чьими поступками движет похоть, животный инстинкт, но никак не трезвый рассудок.

Ты умнее меня, ты обожжена сильнее, хотя строила из себя наивную дуру. Я акул чувствую, а не вижу, хотя ты всегда говорила, что это не так. Ты обожглась не меньше меня этим опытом, мне много времени понадобилось, чтобы это понять.