Александр Быков - Агдика

– Господин Титов, откуда путь держите?

Максим остановился, повернул голову. Рядом с ним остановилась крытая повозка. В ней гордо восседала купчиха Черепанова. Она отворила дверцу кибитки, явно хотела поговорить.

– К дому направляемся, – уважительно ответил молодой человек.

Купчиха сверкнула глазами.

– Не желаете поехать со мной? Могу подвезти до самой избы.

– Простите великодушно, – Максим даже оробел, – мне как-то неудобно.

– Полезай, вижу, что тяжело тебе с мешками. Что несешь, гвозди?

– Нам пока гвозди не надобны, мы не плотники, а каменщики, – ответил Максим.

– А что же тогда?

– Деньги!

– Продал, что ли, чего?

– Нет, купил, а это остаток, вот и пру назад этакую тяжесть.

– Так вот оно что. А мне как раз медь нужна, не хочешь ли разменять?

– Мне неловко как-то.

– Ладно, – купчиха снова стрельнула глазами, – отсчитай рубль, я завтра в монастырь на богомолье иду, раздам нищим.

– У меня только пятаки, – предупредил Максим.

– Еще лучше, нищие будут только рады. Нонеча на полушку ничего и не купишь, а тут барыня пятаком одарит, век молиться за меня будут.

Максим развязал один из мешков, отсчитал двадцать пятикопеечников.

– Куда скласть?

– Отдай кучеру!

Максим протянул деньги вознице, тот сунул их в какой-то ящик на облучке.

– А теперь садись, господин Титов, прокачу.

Максим покраснел, он подумал, что рубль, который он отдал вознице пропал, но попросить закончить размен у купчихи он не решился. Титов залез в повозку, сел напротив Черепановой.

– Гони, – скомандовала она, и кучер, хлестнув коней, погнал к дому.

Если бы не крытый полог возка, сидящие задохнулись бы в пыли, а так ничего, только трясет на ухабах.

– Забыла совсем, – Черепанова улыбнулась Максиму, – вот вам за размен.

Она достала ридикюль, откуда только в тотемской глубинке такая вещица, открыла его и протянула Максиму новенький серебряный рубль с портретом императрицы Екатерины.

Титов с благодарностью принял монету, повертел в руках, заметил, что локон на прическе императрицы точь-в-точь как у Черепановой, и одета купчиха не как дома, не по старой русской моде, а в платье из тонкой персидской ткани в несколько рядов.

– Буду хранить этот рубль, – зачем-то сказал он.

– Почто же?

– Да так, на память, – смутился Максим.

– Ну, подумаешь, рубль, не велика память, память это другое, это чувство волнительное, когда вспомнишь о чем-то, и на душе томно становится. У тебя были такие воспоминания?

– Не было, – честно признался Максим.

– Будут еще, – улыбнулась купчиха и опять стрельнула глазами.

– Приехали, барыня, – крикнул с облучка возница.

Максим выглянул в окно. Повозка остановилась напротив избы, где они с отцом проживали но время строительства. Хозяйка дома готовила и стирала на них. Они платили ей по копейке в день за постой, по пятаку за еду и все остальное.

Артельные мужики конечно жили попроще, в одной общей избе и готовили сами по очереди, но ведь Титовы не ровня простым каменщикам. Федор – старший в артели. Максим – вообще грамотей, не хуже писаря дела понимает.

– Прощайте, Максим Федорович, – сказала Черепанова, – придете за деньгами к Василию Яковлевичу, заходите и ко мне, откушать чаю со сладостями.

– Всенепременно, – ответил Титов младший и покраснел.

Он вышел из повозки, прихватив мешки с медью, и отправился к дому. В кармане камзола у него лежал серебряный рубль с портретом императрицы с локоном, похожим на тот, что ниспадал на грудь купчихи Черепановой.

Отец встретил сына недовольным ворчанием:

– Где кирпич? Дело стоит!

– Завтра к полудню подвезут. Я уже заплатил за него.

– Ой ли? – усомнился Титов-старший.

– Не сомневайся, мне за этого мужика сама госпожа Черепанова поручилась, – соврал Максим.

– Матрена Ивановна?

– Она самая, вот, – Максим запустил руку в карман и достал монету, – рублем меня одарила, до дому подвезла и вообще по имени-отчеству величала, со всем уважением.

– Вот оно как? – удивился Федор Титов. – Это неплохо, коли барыня благоволит, Василий-то Яковлевич хворает, не дай Бог, что случится, от нее будет зависеть наша работа.

– Госпожа Черепанова в гости на чай звала, – поделился с отцом Максим.

– А ты не отказывайся, зайди как-нибудь, это не безделья ради, а пользы для.

– Я тоже так мыслю, – ответил Максим, – мне только чудно, что она на меня гладит искоса, глазами поводит и улыбается.

– Вот даже как? – удивился Федор Титов. – Это добрый знак, только тут надо быть настороже, господская-то милость переменчива.

– Сдюжим, тятька! – махнул рукой Максим. – Давай ужинать! Я еще насчет кирпича для клейм договорился, мужик-то с опытом, говорит делал такой уже для Вожбальской церкви.

– Знаю такую, – довольно кивнул Федор Титов, – хорошо мастера сложили, но клейма простоваты, у нас чертеж пошибчее будет, а уж как изладим, все удивятся. Я ведь обещал еще когда Степану Черепанову, чтобы клейма были наилучшие в городе.

Крестьянин, что торговал кирпичом, не обманул. Ровно в полдень на Зелене появились подводы с материалом. Федор Титов обрадовался, приказал сгружать, а сам подошел справиться насчет подпятного кирпича.

– Правду ли говорят, что ты мастер в этом деле?

– Кого хочешь спроси, не соврут.

– А какой обжиг будешь делать, если закажем тебе такой кирпич?

– Э, парень, не так речи ведешь, – ответил мужик, – мне сейчас недосуг, не успеваем возить и обычный кирпич, не то что этот делать. Тут не условия ставить надо, а попросить хорошенько, да в ноженьки поклониться.

– Я не приучен кланяться, – сурово ответил Федор Титов, – говори прямо, будешь делать, или нет, и если будешь – цену называй сразу.

– Засуетился, – повел плечами мужик, – не терпится ему, видишь ли! Тут ведь мало сказать, надобно расчет сделать по фигуре, которую выложить задумал. Ежели просто с выступом, так это одна цена, а ежели надобно руками узор лепить-то совсем другая.

– Хозяин велел сделать клейма, как наилутче возможно, – повторил слова из контракта Титов, – я могу тебе чертеж дать, сколько каких требуется и с каким поворотом.

– Вот это другой разговор, – сменил гнев на милость кирпичный мастер, – вот это я люблю, простой кирпич что, делать просто, набил глины в форму, вытряхнул, вот и готов сырец, потом его в печь и как остынет – можно строить. С подпятным дело иное, тут мастерство надо и крепость другую, чтобы, не дай бог, не осыпался в кладке. Я такой кирпич в печи обжигаю опосля топки, когда самый жар, как пироги пеку, поставишь сырец на противень, пехнешь подальше, устье печи затворишь заслонкой, и жди себе, когда кирпич будет готов. Он аж звенит и крепкий, что твой лоб.