Екатерина Риз - Драмы больше нет

Больше грустно. Потому что моя мама, как я выяснила с годами, женщина мудрая, и порой мне следует прислушиваться к ней изначально, а не возвращаться в отчий дом с душевными травмами, чтобы поплакать у неё на груди и пожаловаться на то, на что жаловаться уже поздно. Но всему этому нас учит жизненный опыт.

На работу я приходила к открытию торгового центра. Покупала кофе на первом этаже у милых молодых людей, поднималась на эскалаторе на третий, офисный этаж, здоровалась по пути со знакомыми, и почти каждое утро чувствовала себя счастливой. По крайней мере, человеком, который с удовольствием идет на работу. На любимую работу, за которую полностью отвечает сам. Сотрудников у меня было двое. Молодой человек по имени Алексей, и Регина, которая с первого взгляда со стороны тянула на Анатольевну, но старательно молодилась, и представлялась всем едва ли не порхающей двадцатилетней особой. Только я, принимая её на работу, знала, сколько Регине на самом деле лет. Весьма немало, но я приняла правила её игры, и соглашалась с тем, что она молодая и влюбчивая особа, обожающая розовый цвет и платья в облипон. Все втроем мы вполне комфортно умещались в небольшом офисе за стеклянной стеной, я пыталась быть справедливым начальником, а эти двое усердно делали вид, что я для них являюсь непререкаемым авторитетом. Мне, конечно, хотелось верить, что это, на самом деле, так, но особых надежд я не питала. Лишь с самого начала настойчиво расставила все точки над «i», объяснив, что в «дружбу» ни с кем играть не стану. Я ценила свои приложенные усилия, и мечтала, что моё риэлтерское агентство будет жить и процветать, а для этого необходимо руководить процессом твердой рукой. А с сотрудниками держать необходимую дистанцию, не играть в панибратство.

Если честно, все эти истины объяснил мне один человек, я запомнила и намотала на ус, но об этом потом.

Так вот, тем утром, два месяца назад и прозвучал тот телефонный звонок. Он даже не был особенным, и никакой важной информации за собой не нёс. Мне позвонила бабушка, а когда звонила бабушка, мама моего отца, я всегда брала трубку, в любой ситуации. Обязана была ответить на её призыв, даже если бы в этот момент в отчаянном порыве героизма мчала на собачьей упряжке через стихию, ветер и льды по бескрайним просторам крайнего Севера. Всё равно на звонок Зои Аркадьевны Кауто необходимо было откликнуться, причем, незамедлительно. Кстати, это относилось не только ко мне, но и ко всем членам семьи отца. Зоя была непререкаемым авторитетом даже для своего взрослого сына.

Я бабушку, которую также до своих восемнадцати лет, знать не знала, очень уважала. Сказать, что я её любила, было бы нескольким преувеличением. Чтобы искренне полюбить человека, нужно общаться с ним достаточное количество времени, узнать его, проникнуться вашими взаимоотношениями, дать вам узнать друг друга получше, а у меня такой возможности долгое время не было. Точнее, теоретически возможность была – и у меня, и у отца, и у сестры, и у бабушки нашей общей, но воспользоваться ею никто не захотел. Поэтому за десять лет нашего общения, я прониклась к бабушке искренним уважением, и считала, что это серьёзный шаг в моих взаимоотношениях с семьёй отца.

Зоя, не смотря на свой возраст, а она проживала восьмой десяток, и достаточно хрупкую фигурку, женщиной была категоричной и сильной характером. Умело руководила семейными делами, а после смерти мужа десять лет назад, и его наследием. А мой дед, Николай Михайлович, был знаменитым советским драматургом. Несколько его пьес до сих пор с успехом ставят в столичных театрах. Его именем и наследием гордятся, его жизненный путь ставят в пример, и советуют соответствовать его громкому, светлому имени. Все члены семьи Кауто стараются. И идти, и следовать. Я тоже пытаюсь, по крайней мере, не опорочить имя предка. Ну, и горжусь, соответственно, по мере сил.

Но деда я никогда не видела, ни разу с ним не встречалась, и почему он упомянул обо мне в своём завещании, мне до сих пор неведомо. Возможно, чувство порядочности в нём взыграло. Наверное, я доподлинно об этом никогда не узнаю. Деда я знала лишь по его биографии в интернете, по старым фотографиям в семейном архиве, да по рассказам родственников. А вот к бабушке пришлось привыкать. К её категоричности и стремлению управлять всем вокруг и моей жизнью в частности. Возможно, я бы в какой-то момент начала сопротивляться указаниям со стороны, по сути, незнакомого мне человека, но, признаться, знакомство с Зоей произвело на меня неизгладимое впечатление.

На меня, десять лет назад, когда я приехала в Москву и оказалась в доме отца, внутри его семьи, вообще всё вокруг производило неизгладимое впечатление. Но Зоя особенно. Её королевская осанка, размеренная манера говорить, уверенность в голосе, уверенность в своей правоте этой маленькой, худенькой женщины с неизменной ниткой жемчуга на тонкой шее. Мой взгляд будто магнитом к ней притягивало, а ещё, при первой встрече, я жутко стушевалась перед ней. Ни перед отцом, о котором лишь слышала много лет, да смотрела фильмы с его участием; ни перед старшей сестрой, которая могла показаться той самой горящей звездой на небосклоне, что, по сути, и было правдой, а именно бабушка произвела на меня фантастическое впечатление одним своим присутствием в комнате. Особо близки за десять прошедших лет мы не стали, но больше меня не списывали со счетов и не вычеркивали из состава семьи, и я знала, что всё это благодаря Зое. Её непререкаемому авторитету. Правда, она сама с себя всякую ответственность в этом снимала. Я слышала, как однажды она сказала моему отцу:

– Твой отец, Родион, был очень мудрым человеком. И перед своей смертью он решил исправить твою ошибку, постараться снять грех с твоей души. Он признал эту девочку, принял её в семью. Он сделал то, на что тебе, по всей видимости, не хватило когда-то смелости. И раз он принял такое решение, я последую его примеру. Сомневаться в твоём отцовстве нам не приходится, ведь так? Поэтому твоя дочь отныне полноценный член семьи. Будь любезен принять этот факт, и донести его до своей жены. И до Альбины тоже.

Конечно, подслушивать нехорошо, да и просто слышать всё это было неприятно, я попала не в самый удачный момент, оказалась под дверью гостиной, и невольно замерла. Не знала, уйти мне или остаться, поэтому и услышала то, что для моих ушей не предназначалось. И сама не знаю до конца, что почувствовала, слыша наставительную речь бабушки, до сих пор до конца не разобралась в своих чувствах. Мне было неприятно, где-то обидно, но в то же время я ощущала облегчение оттого, что меня не выгонят и не забудут снова про моё существование уже завтра. Не знаю, почему на тот момент это казалось таким важным, особых надежд на то, что меня полюбят, я не питала, но дворовой собачонкой быть тоже не хотелось. Раз уж позвали в «семью», так проявите уважение. Я обещаю ответить тем же.