Светлана Данилина - Портреты, прелести, причуды

– Это как? Саму царицу? – ахнул младший.

– Ну, конечно! Она тогда в Ригу приехала и коликами захворала. А этот бальзам один рижский аптекарь придумал ещё в середине восемнадцатого века, – с нотками пренебрежения к собеседникам вещал продавец.

– А что же такое это за колики? – вошёл в раж младший.

– Ну, это желудок у неё болел, – пояснил продавец. – Вы, молодой человек, не отвлекайтесь, а лучше слушайте, что вам говорят!

В его голосе появились нотки раздражения.

– Да я слушаю. Спросил только, – извиняющимся тоном начал смиренно оправдываться младший.

– Ну вот, сбили. О чём я говорил? – торговец на секунду задумался и продолжал. – Так её этим бальзамом и вылечили! И с тех пор в Петербург во дворец вагон ежегодно отправляли.

– И что же, она его вагонами пила, что ли? – простодушно поинтересовался, в свою очередь, старший, решив не разочаровывать визави упоминанием о том, что железных дорог в те времена не было и в помине.

– Ну, не одна же, молодой человек! Там двор был! Свита! Вы это должны понимать! – аристократически вальяжно произнёс продавец.

– Да, интересно. Но так ведь нельзя, наверное, лечиться. Это же алкоголь. Спиться можно, – озабоченно задумался старший.

– А его надо понемножку пить. Не больше 100 граммов за один раз. Можно на завтрак, обед и ужин. И лучше с кофе, – вразумил слушателей торговец.

– Ты гляди! А с чаем можно? – опять ахнул старший, замечая краем глаза задорные смешинки в глазах младшего.

– Можно и с чаем! Ну, как, берёте? – купец не чувствовал театральности действа и активно продолжал торговлю.

– Да, это, значит, по столовой ложке почти и три раза в день… Ну что ж! Взять-то можно. Только уж очень дорого, – наивно-вопросительно посмотрел старший на младшего.

– И не сомневайтесь! – проследил за его взглядом продавец. – Его сама английская королева пьёт.

– Что, сама Елизавета Вторая? – переспросил младший.

– Вторая-вторая! Каждый год по 40 бутылок в Англию отправляют! Для неё и всего окружения! И Шарль де Голль любил. И советское правительство тоже. Все им лечатся.

– А как же он так действует? Что в нём такого? От всех болезней! – восхищённо произнёс старший.

– Это настой на травах, там и мята, и липовый цвет, и валериана. А ещё черничный и малиновый морс, мускатный орех, мёд, корица, почки берёзовые, спирт. Всего 24 ингредиента, 16 трав. И берёза должна быть только латвийская – с местных болот, никакая другая уже не годится, – сварливо принялся поучать недотёп продавец.

– Ты смотри! Надо же! – удивился младший.

– И настаивают его в дубовых бочках, а потом в керамических кувшинчиках. И разливают только в керамические бутылки, чтобы свет солнечный не проникал. Секрет его производства только несколько человек знает, – поучительным тоном продолжал торговец втолковывать высшую премудрость в простодушные мозги.

– А вы, наверное, его знаете? – с уважением спросил старший.

– Ну, немножко, самую малость, – свысока глядя на собеседника, важно и напыщенно изрёк жулик.

«А про Гёте забыл сказать!» – подумал про себя старший.

Негоциант, словно прочтя его мысли, с энтузиазмом продолжал:

– Его сам Гёте, слышали такого?

– Ну, вроде слышали, – подтвердил старший. – Ты Гёте знаешь? – по-свойски спросил он младшего.

Тот быстро кивнул головой.

Спекулянт с увлечением продолжал:

– Его Гёте в «Фаусте» эликсиром молодости называл.

– Ух ты! – восхитился младший, месяц назад прослушавший подобную ознакомительную лекцию из уст старшего брата, когда вся семья собралась за столом по случаю приезда сыновей.

– И как же его принимать надо? Вы говорите – по столовой ложке? – продолжал допытываться младший.

– Вот именно. Вы угадали! Как раз по столовой ложке! – продавец с чувством собственной значимости посмотрел на покупателей. – Его даже в мороженое добавлять можно. Вот попробуете – не пожалеете. Очень вкусно!

– Ну что, берём? – спросил старший младшего, предчувствуя заключительную триумфальную мизансцену, но всё ещё откладывая её.

– Берите-берите, вы его больше нигде не найдёте! У него одних медалей больше тридцати штук с разных выставок!

– Что, и в Москве не продаётся? – старший оценивающе повертел в руках гладкую приятного шоколадного цвета блестящую бутылку.

– Да какая там Москва! Только в Риге! – высокомерно сказал продавец.

– Ну, тогда ой! – униженным тоном сказал младший и полез в карман.

«Что бы ему сказать-то?» – подумал старший, увидев в глазах младшего ожидание эффектной развязки.

Спекулянт ещё раз озвучил заоблачную цифру и принялся ждать.

И тут старшего осенило.

– Kā Jūs jūtaties, mans dārgais draugs? – хорошо поставленным дикторским голосом, с чистейшей дикцией, чётко разделяя слова, повторяя все латышские интонации и при этом строго глядя в глаза собеседнику, серьёзно и строго-участливо спросил он.

Бальзамопрода́вец, в долю секунды оценив немодную короткую причёску, красноречиво указывающую на возможную причастность его визави к определённым структурам, замер, побледнел, выхватил бутылку из рук потенциального покупателя, суматошно сунул её во внутренний карман пиджака, вскочил и быстро побежал по качающемуся проходу под ритмичный скорый стук железных колёс о стыки рельсов.

– Что ты ему сказал? – посмотрев беглецу вслед и смеясь, спросил младший брат старшего.

– Как вы себя чувствуете, мой дорогой друг? – засмеялся тот в ответ.

Произнесённая им тирада была одной из фраз вежливости, которую он освоил, начав недавно изучать латышский язык.

Младший заразительно, как умел это делать только он, добродушно расхохотался во всё горло.

До Москвы оставался час езды.

Ах, какие дивные, славные и хорошие истории рассказывал Михаил Петрович! До чего они были забавны, необычны и смешны!

Это были даже не рассказы – представления! Спектакли!

И ничего, что он приходил без предупреждения и особых приглашений!

Каждое его появление было праздником, концертом на дому! С сюрпризами и весёлыми неожиданностями!

То приносил он ни к чему тортик, простенький тортик, приказывал воткнуть в него извлечённые из затейливо оформленной коробочки свечки и объявлял день рождения февраля! То доставал ноты из обыкновенного пакета, с которым ходят в магазин, и играл «на фортепьянах» сочинённую вчера элегию в честь прекрасных дам, хозяек дома. То в лицах рассказывал, как в своей послевоенной молодости ездил на практику на Дальний Восток – на поезде через всю страну. И как по пути они, весёлые и не очень сытые студенты музыкального учебного заведения, изображали калек и убогих, исполняли песни и получали свои первые гонорары от доверчивых пассажиров. «Действо» прилагалось. Сцены он великолепно воспроизводил, песни пел и вызывал всеобщий хохот.