Елена Колина - Дорогая Дуся

Мура хотела быть с Главной бабушкой всегда. Внимательно следила, чтобы та постоянно находилась в поле ее зрения. Когда Дуся закрывалась в ванной, чтобы принять душ, Мура стояла под дверью и на одной ноте выводила «а-а-а», Дуся торопилась, обжигалась горячей водой, кричала: «Я тут, моя маленькая, я уже выхожу!» Дуся принадлежала Муре абсолютно, как только может один человек принадлежать другому, Мура с трудом отделяла себя от нее, и иногда ей даже казалось, что все это о ней: Мура – красавица девятнадцатого века, Мура со старых открыток, Мура – лучший образец иудейской красоты…

Лиза считала, что Мура избалованная и вредничает, но ведь она не знала, что происходит между ними, между Мурой и Дусей: Муре было так хорошо с Дусей, что все, что без нее, было невыносимо плохо. Лиза лучше многих могла бы это понять: если бы кто-то, без кого ей плохо, ушел в ванную, она бы тоже хотела, чтобы он поскорей вернулся.

Мура очень хотела с Лизой дружить. Мура много чего подслушала: что они с Лизой как будто два ребенка у родителей и Лиза борется за то, чтобы быть главным ребенком. Муре было жаль Лизу за то, что Дед и Дуся любят ее больше, а Лиза им надоела: то выйдет замуж, то разведется, то свой нос гладит…

– Из любви нос гладишь или чтобы стал меньше? – понимающе спрашивает Мура.

– Чтобы стал меньше. Если бы мой нос был меньше, я бы… – говорит Лиза.

Бедная Лиза, нос растет всю жизнь, а у Лизы он уже вырос немаленький и с горбинкой.

– Ты бы что? Не родила бы в восемнадцать лет, не развелась?.. – дружески перечисляет Мура. – А может, ты бы улетела в жаркие страны, как тукан?..

– Тукан? Это кто?

Мура показала Лизе картинку в энциклопедии, прочитала: «Орнитологи считают, что тукан является обладателем самого огромного клюва, составляющего треть от длины тела».

– Ах, вот ты как? Ты имеешь в виду, что мой нос составляет треть от длины тела?

Мура просто сказала первое, что пришло в голову, она много птиц знает. Ей жалко Лизу за то, что она безответственный человек, не созданный для материнства, и за длинный нос с горбинкой.

Все знают, что когда человек живет на Невском, к нему Заскакивают. Звонят и говорят: «Я заскочу по дороге на минутку».

Своймир находился на Фонтанке, в двух минутах от Невского, во флигеле дома напротив Аничкова дворца. Семья, конечно, занимала не весь дом, а квартиру на третьем этаже. На Фонтанку заскакивали Лизины подруги, старые подруги, новые, новые старые… Подруг привлекала не только Лиза: в доме пахло творчеством, как в других домах пахнет капустой. Дед, конечно, творил, не Лиза, но на нее как будто падал отсвет. К тому же можно было остаться до вечера и с кем-нибудь познакомиться: на Фонтанке вечерами собирались гости, те самые «вполне исторические личности» – актеры, писатели и поэты. Мура делила гостей на гостей с гитарой и без: кто-то просто читал стихи, а кто-то еще и пел. Совсем Не То называла исторических личностей «пришли-накурили». Дед отзывал Дусю в сторону и спрашивал: «Ну что, восхищались?» Дуся кивала. Восхищаться Мурой с ее медно-рыжими локонами и распахнутыми зелеными глазами было легко, и только ленивый не назвал ее Алисой в Стране Чудес… Мура-то мечтала, чтобы ее звали Алисой, а не вот этим кошачьим – мур-мур-мур…

Подруги заскакивали, усаживались на кухне с огромными окнами на Фонтанку и делились с Лизой подробностями личной жизни, а Лиза делилась с ними. Казалось бы, при чем тут Мура?

У Муры была одна черта, которая сначала ошарашивала, потом забавляла, потом раздражала: редкое для ребенка ее лет желание и умение принять участие в беседе. Но не так, как все люди: скажут что-то – выслушают ответ – опять что-нибудь скажут – помолчат. Мура говорила непрерывно. Когда ее спрашивали, уверена ли она, что ей именно сейчас есть что сказать, она честно отвечала: «Нет, я просто хочу поразговаривать». Лизины подруги и сами любили поразговаривать, они не хотели играть с Мурой в кто кого переговорит, и вскоре наступал момент, когда Муру просили: «Иди поиграй». Но не на ту напали! У Муры была специальная тактика, чтобы ее не выгнали.

– Моя жизнь полна лишений и выгоняний, – покорно говорила Мура и, пока все смеялись, незаметно занимала место за стулом. Стояла за стулом, слушала, узнавала новости и мир. Гости, счастливые, что Мура молчит, начинали говорить о своем. Мура, как тень, стояла за стулом. Она стояла за стулом Лизиных подруг, гостей – ученых, актеров, писателей и поэтов. Иногда кто-то спохватывался, говорил: «Тут ребенок!», а иногда нет. Мура стояла даже за стулом Дедовых аспирантов, хотя из разговоров аспирантов вынесла немного и все непонятое, но ей нравилась атмосфера – как будто происходило что-то важное, что придавало смысл всему и делало ее жизнь значительней.

Другие дети занимали в Своеммире большое, но нереальное место, как небо и звезды, – они есть, но никак конкретно с Мурой не связаны. Мура встречала других детей только на прогулке в Летнем саду или в Михайловском саду, играла с кем-то, но не успевала подружиться. В соседнем доме жила девочка, у которой была большая страшная собака. Девочка эта была волшебная, своей собакой и шубкой: на девочке была белоснежная шубка, и от этого Муре очень хотелось с ней дружить. Мура много о них думала перед сном: о собаке – укусит или все-таки не укусит, и о девочке – подружится или нет. Мура хотела дружить, а девочка, наоборот, не хотела. Мура думала, это из-за того, что у девочки шубка беленькая, заячья, а у нее самой шубка коричневая, медвежья. Потом Мура перестала их встречать, они, должно быть, переехали. Девочка больше не входила в Своймир, но страшная собака осталась в Своеммире: Мура еще долго боялась ее перед сном.

Получается, что Своймир – это не обязательно были люди. Это даже не всегда были живые существа. Это часто были неживые существа. Например, в Своймир входила большая книга «Сказки Андерсена» в порванной черной глянцевой обложке, такой лакированной, такой красивой… Смотреть на эту книгу было страшным счастьем, гладить ее и нюхать тоже было счастьем, но поменьше.

…Второго сентября Своймир изменился навсегда. Второго сентября с раннего утра лил дождь, это был один из многих питерских дней, когда жалко будить ребенка, даже если его нужно вести в цирк. В Мурину комнату вошел кто-то с большим мешком. И, не разбудив, стал Муру одевать.

Мура с закрытыми глазами по очереди протягивала ноги и руки, чтобы на нее натянули колготки, надели маечку. Во сне ей казалось, что ее слишком уж сильно дергают туда-сюда, но она так и не проснулась. Мура проснулась, когда ее начали причесывать. У нее в волосах застрял зеленый леденец на палочке: вечером она тайком пронесла в кровать леденец, начала сосать леденец и уснула, вот леденец и приклеился к голове.