Борис Алексеев - Время разбрасывать камни

– Как брадобрей – пусть поступает, как ему повелели, а как человек – пусть поступает по личному усмотрению! – выпалил Митя, не отставая от Дрона в скорости звукоизвержения.

Кляка с изумлением поглядел на товарища и одними губами прошелестел: «Ну ты даешь!»

– Может ли всемогущий маг создать камень, который сам не сможет поднять? – не унимался Дрон.

– Нет, не может! Ведь если он не сможет создать камень, значит, он не всемогущий. А если сможет создать, но не сможет поднять, значит, все равно не всемогущий.

От второго блестящего ответа Мити Дрон пошатнулся, потерял равновесие и грузно, как мешок, повалился на мостовую.

Через минуту, отдышавшись, он собрал остаток сил и, с трудом выговаривая каждое слово, продолжил:

– Человек обратился к толпе: «Высказывание, которое я сейчас произношу, ложно». Если высказывание действительно ложно, значит, говорящий сказал правду. Если же высказывание не является ложным, а говорящий утверждает, что оно ложно, его слова – ложь. Таким образом, если говорящий лжет, он говорит правду, и наоборот!

Дрон выдохнул и прикрыл глаза. Казалось, еще минута – и он окончательно придет в себя. Медлить было нельзя. Кляка открыл рот, чтобы ответить Дрону, но Митя рукой остановил его:

– Дрон, это несерьезно! Ты предлагаешь обыкновенную игру слов. Во-первых, беспредметный оборот речи закладывает проблему без дна! А во-вторых, ты ловко аргументируешь свое утверждение, манипулируя то формой фразы, то ее предполагаемым содержанием. Если высказывание ложно и говорящий сказал об этом правду, это вовсе не означает, что говорящий солгал, поведав о лжи правду. И наоборот. Эх ты, Дро…

Митя не успел договорить, как с Дроном случилась удивительная метаморфоза. Его тело под туникой странным образом зашевелилось и стало распадаться на множество маленьких вертлявых человечков-дронидов. По мере появления дрониды разбегались в разные стороны и исчезали в расщелинах розового травертина. Кляка бросился вперед, изловчился и поймал двух крохотных беглецов. Прижав их тельца к себе, он издал вздох болезненного облегчения. Митю поразила страдальческая физиономия Кляки. На ладонях и животе, везде, где Кляка прижимал беглецов, образовались черные обожженные пятна.

– Что это, Кляка? – испуганно спросил Митя.

– Это? – Кляка попытался улыбнуться, – Ну что тут поделаешь! Двух дронидов аннигилировал – и то слава Богу! Теперь их меньше.

– Кляка, скажи честно, ведь ты сейчас сказал «слава Богу!» не про олимпийцев?

– Ну да. Только тсс! А то они рассердятся…

Школьный звонок на перемену вернул Митю Бездельникова из очаровательного, а главное, весьма познавательного путешествия.

Никто, ни товарищи по классу, ни сам ВикСам, не заметил, как под партой Митя прощался с плешивым человечком небольшого роста в розовой тунике и кожаных сандалиях. Впрочем, разглядеть сандалии было мудрено. Над кафелем пола виднелась только верхняя часть туловища маленького грека, запахнутая в свободную апостольскую одежду. Как только Митя оказался выше уровня парты, грек исчез, словно «сквозь кафель провалился».

– Итак, друзья, подытожим урок, – голос Виктора Самойловича звучал холодно, отрывисто, с каким-то бычьим молодецким посвистом, – софизм как понятие – это ловкая попытка выдать ложь за истину. Отсюда следует, что никакого глубокого содержания в нем нет. Короче говоря, софизм – это мнимая проблема! На этом позвольте и завершить нашу интересную, но, ха-ха, мнимую дискуссию… Что тебе, Бездельников?

– Виктор Самойлович, простите, я с вами не согласен.

Кляка сидел верхом на одной из волют центрального портика протагоровского атриума и не отрываясь вглядывался в небо. То и дело он восторженно потирал руки:

– Давай, Митя, давай, я с тобой! Ух, мы их щас!

– Объяснитесь, Бездельников. Ваша позиция неслыханна! Весь мир поставил свои печати под резюме о пагубной роли софизма в индустрии человеческого прогресса, а вы мне заявляете абсурдное «нет»? Быть может, вас увлек парадокс Гегеля о том, что «история учит человека тому, что человек ничему не учится из истории»? Отвечайте, господин Бездельников, мы слушаем вас!

Митя не отрываясь смотрел на возмущенного учителя математики, но видел перед собой… дерзкого, ухмыляющегося Дрона. «Значит, наш поединок не окончен?..» Митя выпрямился и стал разминать докрасна кисти рук. Так делал добрый мужественный Кляка, перед тем как совершить что-то возвышенное и нужное людям.

«Странное это небо!» – подумал Георгий, отслоняя белый холодный лоб от проталины на вмерзшем в автобусную обшивку стекле. Салон автобуса в шесть часов утра первого дня нового года был пуст и прозрачен.

Георгий свободно перемещался по рядам и зависал то у одного, то у другого оконного узора. Последовательно плавя лбом наледи на стеклах, начиная от передних окон возле кабины водителя и до самых задних, расположенных поперек автобусной «горбушки», паренек всматривался через влажные лобовые проталины в новогоднюю тишину человечества и был так увлечен наблюдением, что не заметил, как сзади к нему подошел небольшого роста человечек в серебристом плаще и странных туфлях не по погоде.

– Здравствуйте, – тихо приветствовал незнакомец. – Будьте так любезны, скажите, этот аэробус идет до космодрома Гея?

– Я не знаю, – растерялся Георгий и прибавил: – Может, водитель скажет?..

– Водителя нет, мы вдвоем. Поймите, мне срочно нужен космодром! Ну будьте же смелее, представьте его себе. Я считаю ваш имэджин и больше ничем вас не обеспокою! – затараторил непрошеный собеседник, заглядывая Георгию в глаза.

Георгий постарался представить что-нибудь похожее на космодром, но человечек нетерпеливо сучил ножками и поминутно наступал ему на ботинки своими огромными голубыми туфлями. При этом он дергал Георгия за рукав пальто и, конечно, сбивал с мысли.

– Не можете… – наконец разочарованно пискнул пришелец и отошел в конец салона.

На первой же после знакомства остановке Георгий пулей вылетел из автобуса, отбежал в сторону и стал внимательно вглядываться в заросшие белой паутиной стекла с черными островами лобовых проталин, его личных лобовых проталин. Затем он перевел взгляд на рейсовую табличку у задней двери. Надпись на табличке гласила: «Маршрут № 17, Чистые пруды – м. „Профсоюзная“ – космодром Гея». Георгий протер глаза – ничего не изменилось. Автобус тронулся. С минуту наш герой стоял неподвижно.

Наконец он простонал сквозь зубы:

– Уходит же! – И бросился вдогонку за белыми клубами снежной пороши, скрывающими силуэт уходящего аэробуса.