Надежда Белякова - Соль. Рассказы

Мама Мариночки, Алла, задумалась и ответила не сразу, а лишь после паузы:

– Да… Кто бы мне до свадьбы такое рассказал, я бы не поверила! Что от счастья чуть что – взлетает мужик.

Бабушка сказала то, что Марина никак не ожидала услышать:

– Да уж, видно, потому и приехал в наше Ругачево, чтобы невесту искать подальше от родных мест. Хороший парень был, и со мной все уважительно! Но отлетался наш Витюша. Теперь с ангелами резвится.

Услыхав разговор мамы и бабушки, Марина почувствовала себя очень неловко и хотела было улететь. Повернулась и, подпрыгнув, села на прутья балконного ограждения. Но тотчас почувствовала, что у нее закружилась голова и появился страх высоты. Да, в это мгновенье она уже не чувствовала себя счастливой, как было до того, как она услышала разговор мамы и бабушки. Поэтому не решилась лететь вниз, чтобы войти с улицы через подъезд и, как обычно, позвонить в дверь.

Слезы застилали глаза Аллы. И, чтобы мать не увидела, она ниже склонилась над журналом, делая вид, что что-то внимательно читает. Ей отчетливо вспомнились те «лихие девяностые». А главное – тот самый вечер, когда она, Аллочка, работала инкассатором. И это в те времена, когда звуки перестрелки становились привычными и чудовищно обыденными звуками ночи. А другой работы не было. Ей и теперь в кошмарах иногда снилось, что она идет одна по черной улице в непроглядной ночи, кругом стреляют, но она идет вперед, понимая, что несет спасительные для целых семей пенсии и запоздалые, порой на полгода, зарплаты.

Так же и в тот вечер – она, хрупкая девушка с мешком денег, спешила миновать самый опасный отрезок пути – от сберкассы до кабины машины. В тот вечер Аллочка подошла и села с мешком в служебную машину, как вдруг от нахлынувшей волны ужаса чуть не потеряла сознание, потому что Ивана Петровича на месте водителя не было. Вместо него в машине сидел совсем незнакомый парень. Но все же она успела рассмотреть его, рослого, загорелого, русоволосого парня. И почему-то вдруг, словно передумав волноваться, она успокоилась и поняла, что и она ему нравится. И ей это приятно. Он смотрел на нее так, что она почувствовала, что вот так сидеть в машине и смотреть друг на друга они могут долго-долго. Бесконечно долго. И обоим от этого так хорошо, что тесная машина – легковушка, приспособленная под перевозку денег, – заменила им весь мир. Не отрывая взгляда, он произнес:

– Я – Виктор. Я вместо Ивана Петровича буду с вами. Буду с вами работать.

И Аллочка ответила:

– Алла, я – Алла… И я буду с вами… с вами, Виктор… работать.

Они были так увлечены друг другом, что так и сидели в машине, молча улыбаясь. Пока в их остановившийся мир не ворвался грохот перестрелки. И ветровое стекло покрылось мелкой сеткой, а потом разом, волной опало россыпью битого стекла вниз, на их колени, скатываясь под ноги.

Жуткие рожи «детей тьмы», размахивающих «макаровым», прилипли к боковым стеклам.

– Открывай! Руки вверх! – услышали Аллочка и Виктор.

Тогда-то мама Марины, Алла, и бросилась в испуге на шею водителя Витюши. А он от счастья воспарил, нежно взяв ее на руки. Аллочка при этом цепко удерживала мешок казенных денег. Так они и вылетели из кабины водителя через разбитое ветровое стекло.

Бандиты сначала оторопели, видя воспаряющую парочку с мешком денег прямо у них на глазах, но быстро сообразили, что сейчас те совсем затеряются в ночной темноте вместе с добычей. И тогда их не догнать никогда. Обстреливали их до последнего патрона. Но они затерялись среди темного неба, к счастью беззвездного, в тот вечер.

Они летели и летели! Прямо к милиции. Потом опустились на крышу старинного одноэтажного особняка, в котором находилось районное отделение. Но, даже не отдышавшись, так прильнули друг к другу, что стало им не до бандитов, и не до перестрелки, и не до милиции. И целуются, целуются, целуются они, как голубки неразлучные. Но… То ли звук перестрелки все же побеспокоил стражей порядка, и те выглянули на улицу, то ли крыша ходуном ходила от распаленной страсти Аллочки и Виктора. Словом, да неважно что выманило милиционеров в зловещие потемки из теплого помещения. Но все же милиционеры увидели сладкую парочку на крыше районного отделения. Они стали стрелять в воздух, требуя, чтобы Аллочка и Виктор немедленно прекратили безобразие – нарушение общественного порядка. Возмущенные милиционеры бегали внизу вокруг дома и требовали, чтобы они спускались и немедленно прекратили целоваться в общественном месте.

– Прекратите целоваться в общественном месте! – кричал толстый майор, стреляя в воздух.

– Не стреляйте! Мы при исполнении обязанностей! Я тут с инкассатором! – выкрикнул в ответ Виктор, с трудом оторвавшись от сладкой и томной Аллочки, найдя в себе силы ответить и объяснить, что же случилось:

– На нас напали! У «Промтоварного» по дороге к деревне Петрово! Они там, на повороте на Богданово. Обстреляли нас! Вы теми бандитами лучше займитесь! – крикнул Виктор. Но милиционер не успокаивался.

– Это инкассатор?! – захохотал милиционер, глядя на покрасневшую Аллочку в распахнутой блузке, с растрепанными волосами и истомленными от страсти глазами, но цепко держащую в изящных пальчиках банковский мешок с деньгами.

– Я тобой и твоей кралей сейчас займусь! – крикнул он, несколько раз выстрелив в воздух.

Вспоминая об этом, Аллочка уже не плакала, пряча слезы, а прыскала смешком, что тотчас заметила бабушка:

– Чему ты там смеешься, Аллочка?

Аллочка отмахнулась и подошла к воздушному платью. Приподняла его перед собой, любуясь на уже готовое и отглаженное платье Марины. И тут вдруг, заметив замершую на балконе дочь, обрадовалась. Она решительно произнесла:

– Да, хороший он был человек, Виктор! Царство ему небесное! Мариночка! Прилетела?

– Мариночка прилетела? Значит, все хорошо! – сказала бабушка.

– Ну, покажи аттестат! – обрадовалась Аллочка. Марина отдала аттестат маме, а сама подошла к платью, белоснежному, как подвенечное.

– Какое красивое платье!!! – единственное, что она смогла выдохнуть от счастья, зарывшись лицом в его воздушные складки, как в снег.

Мариночка в этом платье была очаровательна! Казалось, что красота этого платья как-то особенно слилась с ее юностью, так, что она, все время спохватываясь, словно «притормаживала» свои чувства радости и счастья. Особенно в танцах на выпускном баллу, чтобы не взлетать и тем более не улетать. Так она была счастлива на своем первом баллу. Ночь привычного Ругачева превратилась в бескрайний замок этого праздника. Прекрасный выпускной бал! Но наступившая вслед за холодными днями выпускных экзаменов июньская жара вскоре вытолкнула ребят на улицу из душного актового зала.