Виктор Улин - Счастливый брак

Съемных квартир « на час » в те годы не существовало.

И, главное, у студентов не имелось денег.

Потому они встречались где угодно, при минимально сопутствующих обстоятельствах.

В подъездах, на лифтовых площадках, в укромных уголках парков.

Самым ураганным впечатлением молодости остался случай, когда они занимались сексом в университете – причем не где-нибудь на черной лестнице, а во время лекции.

Аудитория была амфитеатровой, занимала два этажа.

Проход вовнутрь открывался в узком пространстве между поднимающимися рядами и высоким окном от стены до стены.

Кленин с Ларисой пробрались туда до звонка. Никто из сокурсников этого не заметил.

Во внутренностях аудитории было пыльно. Валялись обломки мебели, пустые бутылки и прочая дрянь.

Здесь время от времени играли в карты и баловались наркотой. Сексом, вероятно, никто не занимался.

Сверху нависал косой пол.

Воняло какой-то гадостью.

Скрипели ряды, смутно доносился голос лектора, рассказывающего про ряды Фурье: предметом была высшая математика.

А они соединились на стуле.

У Ларисы был безопасный день, не требовались ни презервативы, ни прерывание.

Не отпуская с колен, Кленин насладился ею четыре раза подряд.

Это было прекрасно… и неповторимо.

Сон не шел.

Еще более некстати вспомнилась их ночь – самая первая, когда удалось не расставаться до утра.

Чтобы осуществить такое, пришлось свести много обстоятельств.

Помогла подруга Ларисы, родители которой летом жили на даче.

Оставшись вдвоем без необходимости идти по домам, они обезумели.

Много часов подряд кипело отчаянное наслаждение друг другом.

Они терзали половые органы, выдумывали оголтелые варианты.

Самым безобидным был классический банан, который запихнули в Ларисино влагалище и держали там до полувареного состояния.

Однако физического не хватало. В угаре ночи, которая казалась первой и последней, они бросились к фантазиям.

Одна была хлеще другой. Очень щекочущим казалось предложение Ларисы представить их братом и сестрой, соединившимися на чердаке.

Ночь прошла без сна. Утром Кленин с трудом ходил, Лариса не могла сидеть.

Сейчас жена спала рядом – близкая и доступная, какой была и вчера и позавчера, оставалась и завтра и послезавтра.

Но в теле ничего не шевелилось.

То прошлое было не с ними.

Не в силах уснуть, Кленин сел на кровати.

Разговор разбередил душу, ее следовало угомонить.

Он вспомнил какой-то современный роман, читанный недавно.

Герой был неприкаянным, страдал от безысходности, напоминал персонажей из « Трех товарищей » Ремарка.

Метался из стороны в сторону и пил, как бочка. Героиня пыталась увещевать, тот оправдывался ключевой фразой:

«Алкоголь притупляет желания и примиряет с действительностью.»

Кленин практически не пил, не ощущая тяги к спиртному.

Но сейчас, кажется, настал переломный момент.

Бесшумно поднявшись, он прошел на кухню.

Трехкомнатная квартира была плоской и темной.

Недавно купленный двухкамерный холодильник возвышался, как « Титаник », уверенный в отсутствии айсбергов.

На полке дверцы стояла « Столичная », початая очень давно.

Бутылка была холодной в руке. Кленин взял из шкафчика стакан, наполнил доверху.

Такая доза являлась непривычной.

Но непривычной была ночь, пробитая мыслями о нехорошем.

Он влил в себя холодную жидкость, не почувствовал ничего.

Водки осталось еще на полтора пальца. Кленин вылил и это, добавил к выпитому.

Мусорное ведро стояло в шкафу под раковиной.

Но показалось неловким класть туда опустевшую бутылку. И сын и жена могли увидеть утром, подумать, что он начал пить.

Кухня выходила на застекленную лоджию, которая тянулась на полквартиры, захватывая гостиную, где сейчас было пусто.

Он открыл дверь, вышел, туда.

С этой стороны было совсем темно, горели два фонаря около парковки да разнообразно моргали синие и красные огоньки сигнализаций под лобовыми стеклами машин.

Высунувшись и оценив обстановку, Кленин бросил бутылку из окна – точнее, опустил перед собой тротуар, невероятно далекий с двенадцатого этажа.

Через несколько секунд внизу хлопнул невидимый разрыв и снова все стихло.

Кленин не знал, зачем совершил такую выходку.

Ничего подобного в его привычках не имелось.

Прежде он разражался бранью, если из чьего-то окна падал потушенный окурок.

Но, вероятно, жизнь готовилась к переменам.

Опьянение ударило внезапно и очень сильно.

Держась за стены, Кленин вернулся в спальню, упал на постель и мгновенно отключился, не успев подумать о лишнем.

Женщина лет пятидесяти в спущенных черных чулках, с огромным животом и желеобразной грудью, занималась групповым сексом с двумя мужчинами.

Один – седой и в очках – выглядел ровесником. Второй был совсем молодым и мог сойти за племянника.

Оба попеременно пристраивались к ней, ставили на четвереньки, сажали на себя, клали на бок, поднимали бедра, проникали и сзади и спереди.

Действие шло безмолвно: звук был выключен, лишь моргала зеленым огоньком флешка, вставленная в разъем телевизора.

– Юра, ты знаешь хоть одного человека, который не возмущается явлением порнографии?

Они сидели за круглым кухонным столом.

Пахло утренним кофе.

Сын до послеобеденного времени отсутствовал в институте, родители оказались на свободе.

Лариса завтракала обнаженной, как любила в самые сладостные годы их счастливого брака.

Теперь походить дома без одежды удавалось редко, она решила воспользоваться возможностью.

Грудь дразнила россыпью родинок вокруг левого соска.

Но это воспринималось отстраненно.

– Нет, – ответил Кленин.

– Я тоже.

Любимой Ларисиной позой было поставить одну ногу на сиденье стула и положить подбородок на колено.

Сейчас она так и устроилась.

– А ты знаешь хоть кого-нибудь, который порнографию не смотрит?

– Ну… – он замялся. – Как тебе сказать…

Клип шел в качестве « 1080 р », но совокуплялись явно не порноактеры, а любители, пришедшие на профессиональную студию.

– Я, конечно, имею в виду не детсадовских воспиталок и не пенсионеров с отсохшими гениталиями, а нормальных людей.

– Пожалуй, что не знаю, – признался Кленин.

– То-то и оно! А почему?

Жена встала, подошла к двери, выглянула на лоджию, повернулась, снова села и ответила сама себе:

– Порнография – это атрибут секса, а секс…

Без звука в телевизоре оставалось неясным, чувствуют ли что-то мужчины.

Но относительно женщины сомнений не имелось. Ее лицо налилось свекольным цветом, между мощными бедрами было влажно: она витала на высоте.