Серафим Попов - Пекарь

Вольдемар работал один эти два часа, но это ему и нравилось. Его работа кончалась около 10 утра, и целый день был свободен. Это ему подходило. Но если начиналось ненужное «давление» со стороны работников пекарни или администрации, то он немедленно уходил. Пекарен в Москве было много, но желающих начинать рабочий день в 4 утра – мало, поэтому он был всегда востребован. Денег хватало на оплату бабкиной Московской «однушки» и немного оставалось для самопознания – оплаты телефона, курсов, билетов на автобус. А большего ему было и не надо. Обувь и одежду он покупал редко, посещая блошиные рынки или «секонд хенды».

Жил он у своей бабки, которая проводила время от мая до октября на даче у дочки, которая в свою очередь не жила в России, вышедши замуж вторично в Голландии. В Голландии у них родился другой ребенок – маленький братец Вольдемара. Отец же Вольдемара жил в далекой Америке у Била Гейтса, создавая компьютерные вирусы и анти-вирусы, и сыном не интересовался. Но Воля не горевал – бабушка его любила, а остальные деды-бабы давно покинули этот мир, не перенеся ужасов перестройки».

Я захлопнула тетрадь. «Это была книга, или это был личный дневник?» Я не поняла, но рассказ меня заинтересовал, так как я сама ходила в клуб йоги и знала немного, о чем писал этот человек. «Его имя Вольдемар? Или это – условное имя для рассказа?»

Тут я увидела свою сестру.

– Подписала?

– Нет, очередь до меня не дошла. Пошли домой. Ее лицо выражало усталость.

– Домой?

Я хотела рассказать ей про тетрадь, но не успела. Зазвонил ее телефон, и она заспешила, кивнув мне. Я сунула тетрадь в сумку и забыла о ней.

Через час в душном и шумном метро мы доехали до дома сестры, поели, и опять текучка дня отвлекла меня от этой тетради. Я вспомнила о ней только тогда, когда стала доставать из сумки свои вещи. «Зачем я ее взяла? Может, найти хозяина?» Я перелистала тетрадь. Подписи не было, телефона тоже.

Я подумала: «Может, это знак? Тетрадь попала ко мне, чтобы я ее опубликовала? Под каким именем мне это сделать? Или?»

Я положила тетрадь рядом с чемоданом. Оставалась еще неделя до моего отъезда. А дел оставалась еще целая куча. Мы съездили на мамино кладбище, зашли на службу в церкви. Я встретилась со школьной подругой. На все это ушла целая неделя. И вот – отъезд. Слезы. Разлука..

Я вернулась к себе. В чемодане лежала тетрадь в красной клеенчатой обложке. Дома, через неделю, поздним вечером, я открыла ее снова. Теперь уже с первой страницы. Вот что там стояло:

Я стала читать.

Вольдемар, то есть я, родился в начале девяностых, и судьба занесла меня в Россию, которая была в периоде перехода от загнивающего социализма к дикому бандитскому переделу всего. Там я и родился и был наречен Вольдемаром. Такое имя я получил от родителей – без малейшего моего согласия. Или кратко – Воля или Волик.

Мои мама с папой были продвинутые – папа был программистом-физиком, мама – химиком, но жили всей кучей у бабушки. Квартирный вопрос не был решен, хотя дача у нас была – досталась от дедушки, который ко дням перестройки «отдал свои концы», как корабль, отправившийся в последнее кругосветное плаванье на вечные поиски острова счастья.

Дача – или скорее домик в деревне – был на берегу притока Волги реки Пукши, в маленькой деревне. Там же был сад с яблонями и вишнями и приусадебный участок, который играл важную роль во время моего детства, как единственный источник свежих витаминов и солений на зиму. Там же сажали картошку и клубнику.

Бабушку звали Валей, а меня назвали Волей. Таким я и получился – вольным и независимым. С раннего возраста, как я себя помню, я стал задаваться вопросами всякого рода и проводить самостоятельные исследования, чтобы добиться ответов на свои вопросы. Родители были в моем фокусе мало, так как они занимались выживанием и добыванием денег, бросив меня с полугода в бабушкины добрые руки. Но мне, в общем, повезло! Моя баба Валя была добрая и меня любила, а родители не мешали мне своими догмами и советами – их просто не было дома допоздна, а когда они появлялись, я уже спал.

– Какой спокойный ребенок! – Говорила мама, целуя свою маму вечером в лоб. – Спит, как ангел. С ним ведь не трудно, ма?

– Да нет, – отвечала нехотя бабушка, смертельно уставшая от меня за день.

– Ничего, хороший мальчонка растет, любопытный.

А я уже с года начал самостоятельное исследование мира, не ограниченного вниманием моих родителей. К трем годам моей жизни родители окончательно рассорились друг с другом и решили разойтись. Папа уехал в Америку, а мама работала преподавателем в нескольких институтах, бегая целый день по лекциям, а вечером занималась дополнительно со студентами. Так она обеспечивала хлеб для троих, как могла.

Я же рос на бабушкиных руках и ее опыте жизни, который и привел Россию к перестройке. Хотя она была тут ни при чем. Впрочем, ничего до конца неясно, ведь каждый играет свою роль в этом спектакле жизни. Я зажигал на кухне газ, чуть не взрывая весь дом, высовывался в открытые окна, проливал чернила на пол и на свои волосы, собирал ядовитые грибы в парке, из которых я добывал краску для раскрашивания волшебных картинок. Я разрезал ножницами шторы и исследовал соль, бросая ее на огонь газовой конфорки. В общем, я занимался исследованием внешнего мира с его пятью элементами: водой, огнем, землей, воздухом и… таинственным живородным эфиром, о котором я не знал, но догадывался, что он есть. Ведь я уже понимал тонкие различия между жизнью и смертью, наблюдая за мертвыми червяками после дождя.

Так однажды, когда бабушка спала на диване после обеда, я нашел прищепку и закрыл бабушкин нос, чтобы она не храпела. Бабушка подскочила с дивана, слезы лились по ее доброму лицу.

– Ты что, меня убить собрался? Ну-ка иди в угол!

И она поставила меня в угол комнаты, где стояли горшки с цветами. Простояв там час, я соскучился и захотел в туалет, но попросить разрешения боялся (мне было уже три года), а бабушка сидела на кухне и пила чай с вареньем. Мой живот урчал и требовал горшка (в туалет мне запретили ходить после того, как я там заперся и пять часов подряд спускал воду из туалета, наблюдая за ее таинственным появлением и исчезновением). Я стал исследовать свои возможности, пытаясь побороть позывы живота, но они превратились в выпускание газов, и тогда я понял: ждать нельзя, надо действовать. Рядом со мной стояла бабушкина старая герань в глиняном горшке. Я пристроился на край и покакал прямо в цветочный в горшок. Потом я тщательно перемешал мои две колбаски коричневого цвета с землей, вытер руки о майку и сел ждать. Бабушка появилась мгновенно на пороге комнаты.