Ханна Михаэль - Я смогла изменить судьбу!

Вот и мои родители, поразмыслив, что лучше для их дорогих детей (меня, сестры и брата), перебрались в тот город, откуда отцу было удобнее всего выстраивать маршруты деловых поездок, где много хороших школ, где уже обосновались члены нашей большой семьи. Вот почему мы переехали в столичный центр огромной России – Москву.

Даже если бы мне удалось уговорить родителей оставить меня в Красной Слободе хотя бы еще на годик, ничего не получилось. Бабушка Берта и дедушка Исаак собрались уезжать в Израиль, они решили, что хотят жить на благословенной земле и им необходимо репатриироваться. Так в тринадцатилетнем возрасте мне пришлось переехать в город, который я сразу невзлюбила и, признаюсь, не могу полюбить до сих пор.

Думаю, вы можете представить, какие чувства тогда охватили меня! Вокруг стоят огромные дома, в любой из которых вместились бы все жители Красной Слободы, но тут даже не знают имен соседей по лестничной площадке! Все куда-то спешат, обгоняя друг друга, словно участвуют в спортивном соревновании «Успей первым!» Только неизвестно – куда успей. Меня это раздражало и злило. Я терпеть не могу опаздывать, стараюсь все делать по плану, а потому ненавижу торопиться, бежать впопыхах, ничего не понимая и не замечая.

А еще меня пугало одиночество людей в этих многомиллионных толпах. Я часто замечала такую картину: мужчина и женщина сидят за одним столиком в кафе, но даже не смотрят друг на друга, держа в руках мобильные телефоны, разговаривая не друг с другом, а с невидимыми собеседниками. Неужели они важнее, чем тот, кто сидит напротив? И даже квартира, пусть и трехкомнатная, мне не нравилась. Разве можно сравнить клетку в многоэтажке с собственным просторным домом, к которому прилегает тенистый благоухающий сад?

Нас с младшей сестрой Таней возили на машине в школу и обратно. Мы учились в еврейской школе № 1621 «Эц Хаим», расположенной в переулочке в районе Мясницкой. Считалось, что это обычное образовательное учреждение, но в отличие от прочих школ в ней изучали иврит, Тору, отмечали иудейские праздники. В субботу, в шаббат, мы не учились.

Хоть я и критически относилась к москвичам, не знающим имен ближайших соседей, но и сама не познакомилась с окружающими. Знаете почему? В семье просто осудили бы, обзаведись я подругами в доме или дворе. Зачем случайные знакомые «на стороне», когда есть семья, многочисленные родственники и члены своей общины? Из сверстников со мной рядом могли находиться только одноклассницы, многие из которых воспитывались в таких же «правильных» религиозных семьях.

Вынужденную домашнюю изоляцию я компенсировала увлечением кулинарией – пошли на пользу уроки знатной поварихи бабушки Берты. Впервые я самостоятельно пожарила котлеты еще в пятилетнем возрасте и к пятнадцати годам уже отлично готовила, знала огромное количество рецептов, а также умело экспериментировала, интересовалась итальянской, французской кухней. Я была мастером, особенно в нашей восточноеврейской кухне.

Замечу, что у татских евреев вы не встретите блюд, повсеместно признанных еврейскими: форшмака, халы, фаршированной рыбы-фиш, цимеса. Столетиями проживая рядом с иранцами, азербайджанцами, мы переняли многие блюда и привычки питания. Поэтому в моем «репертуаре» и сейчас долма, разные виды плова, хоягушт из курицы, яиц и каштанов, пельмени-дюшпере. Есть и такие блюда, на приготовление которых уходит по три-четыре часа! А еще, благодаря бабушкиным урокам, я научилась готовить очень вкусное варенье и соления исключительного вкуса. Вместе с сестрой мы увлеченно пекли волшебные на вкус мучные сладости. Так что нет ничего удивительного, что каждый день на нашем столе стояли блюда, приготовленные моими руками.

Однажды родственники пригласили нас на свадьбу, и я знала, что будет это «дорого-богато», так, чтобы от блеска рябило в глазах. Гостей, по нашим меркам, пригласили не так чтобы очень много – человек двести. Мне, честно говоря, идти очень не хотелось. Я уже бывала на таких праздниках, но маленькой девочкой, и тогда все выглядело по-другому. Сейчас, когда мне исполнилось четырнадцать лет, выезд на мероприятия превращался в ритуал, а точнее – своеобразные смотрины.

Наши праздники – свадьбы, дни рождения, юбилеи – это не только повод встретиться и повеселиться, но своего рода выставки потенциальных невест. А еще сборище еврейских женщин: сплетни, шуточки на грани фола, ревнивые взгляды, язвительные пикировки. Всё это было не слишком приятно, но в тот раз отец и мать сказали, что нужно идти, и никакие отговорки про головную боль на них не действовали. Значит я обязательно стану объектом пристального внимания со стороны молодых парней, их матерей и теток, подыскивающих подходящих невест. Учитывая эту нашу традицию, мусульманские свадьбы, где женщины и мужчины пируют отдельно, казались мне гуманнее. Там хотя бы на тебя не глазеют так, что кажется, будто вот-вот просверлят взглядами до дыр.

Я слышала шепотки и даже чувствовала их кожей: «Не пора ли к Александру сватов засылать? Не сегодня-завтра моему Исайке женится пора! Ханна – подходящая невеста!» Под чужими взглядами я ощущала себя диковинной птицей, выставленной в зоологическом саду на обозрение публики.

Наши свадьбы с соблюдением всех традиций длятся долгими часами, поэтому их обустраивают особенно тщательно. В синагоге или на открытом воздухе натягивают хупу, балдахин из белой обычно ткани на четырех шестах. Под хупой раввин и совершает таинство бракосочетания. И еще долгое чтение разных молитв, совещания родителей с обеих сторон о размере калыма и приданого, и еще много чего интересного, но, скажем откровенно, утомительного.

Мама долго и скрупулезно подбирала нам с сестрой наряды. Не так-то просто девушке выглядеть и скромно, и привлекательно одновременно. Было решено, что обаяние юности не нуждается в дополнительном украшении. Поэтому я была в черном брючном костюме, мои длинные волосы оставались распущенны, но на лице никакой косметики. Я не переживала, сознавая собственную привлекательность – спасибо природе и родителям!

Свадьба проходила в старинном ресторане на Ленинградском проспекте. Я даже не сразу поняла его название – «Яръ». Тогда я владела русским еще не так хорошо, чтобы знать дореволюционную орфографию, согласно которой твердый знак или «ер» в конце существительных не читается. Позже я узнала, что Яр – это фамилия француза, открывшего свой первый ресторан в Москве аж в 1826 году. И на Петербургском шоссе его загородное в ту пору заведение считалось самым лучшим в столице. Там бывали Савва Морозов, Максим Горький, Антон Чехов, Григорий Распутин, да считай все известные люди того времени…