Елена Смирнова - Оригами слов, сборник рассказов. Мастерская WriteCreate – 2021, август

– Мы пойдем сажать укроп.

Дедушка гладит ее по непослушным солнечным кудрям и улыбается. Это первое предложение его внучки. Она у него – умница.

Двухколесный велосипед – страшно. Но дедушка улыбается, значит, все хорошо. С дедушкой девочке не страшно. Она садится, отталкивается, едет, зная, что дедушка поможет, поймает.

На улице лето, но семья не на даче. Знаменательное событие – девочка идет в школу. Они с дедушкой сидят на большом мягком диване. Такая напасть – девочке не даются часы. Мама объясняла, папа объяснял, бабушка объясняла, девочка только упрямо хмурилась. Дедушка вздохнул (чего ребенка мучить?), вытер слезки недовольства, объяснил.

Две стрелки – дружат. Циферки – время. Когда длинная на двенадцати, а короткая на пяти, то на улице сейчас пять часов, если на двенадцати и двух – два. Поняла? Радостный кивок, потряхивание кудрями. Потихоньку освоили часы. Можно идти пить чай. Самое вре-мя.

Это лето особенное. Девочка закончила первый класс. Дедушка научил ее играть в карты, а еще рассказал секрет: чай нужно помешивать пять раз против часовой стрелки. Поэтому для девочки дедушкин чай вкуснее.

В карты дедушка всегда выигрывает.

Пятый класс – девочка совсем взрослая. Яблоня больше не дает яблок. Девочка расстраивается, дедушка – вздыхает и улыбается.

Девочка закончила восьмой класс. Дедушка заболел. Врачи, диагнозы. Мягкий свет в улыбающихся глазах дедушки гаснет под гнетом усталости.

Яблоня засохла. Дедушка спилил ее рано утром, когда все еще спали. Потом долго стоял на том месте, где росло дерево. А днем отказался играть в карты.

Девочка уговаривает дедушку покушать. Он ворчит и вздыхает.

Он болеет.

Девочка плачет.

Сегодня дедушка впервые проиграл ей в карты.

В карты не играют. На улице зима.

Бабушка звонит посреди ночи и говорит, что дедушку увезли. Не в больницу.

На даче, на том месте, где росла Яблоня, посадили молодое деревце. В памяти взрослой девочки часто всплывает яблоня, запах лета, соломенная шляпа и нежная, от самого сердца, дедушкина улыбка.

Дедушка всегда пах яблоками и домом.

Листочки яблонь в парке мелодично шепчутся. Лето догорает последними душными деньками. Девочка вслушивается в ветер, его разговор с деревьями. Может, это ее дедушка посылает весточку. Девочка улыбается, улыбка – нежная, а слезы все равно подступают. Вспоминает, как дедушка пел: «Расцветали яблони и уши!» – и смеется.

Постоянно вспоминает.

Дедушка жив в ее сердце: улыбается, сидя на стуле под своей яблонькой, пьет квас. И глаза нежные-нежные, добрые, ласково глядящие.

И все будет хорошо.

Солнечные лучи пробивались сквозь витражные окна собора и разбегались причудливыми зайчиками. Они поглаживали лица посетителей, будто заигрывая с ними. Жених в легком мандраже переминался с ноги на ногу, но, увидев невесту, замер. Зазвучал орган, и все гости притихли. Невеста, неспешно двигаясь меж рядов, казалась неземным созданием, парящим в воздухе. Нереальности добавляло платье, расшитое переливающимися камнями. Приблизившись к алтарю, она ощутила себя самой счастливой. Их взгляды встретились, и весь мир вокруг исчез. Чтобы прийти в себя, Вероника окинула взглядом гостей.

Резкая боль пронзила голову, и счастливая картинка рассыпалась, как витражное стекло после свидания с камнем. В глазах потемнело, качнулась земля, и, потеряв равновесие, она ухватилась за Роберта, но, взглянув на него, тут же отпрянула.

– Кто вы? Что я тут делаю? – встревоженным голосом произнесла она.

– Я Роберт, это наша свадьба, что с тобой? – с тревогой и волнением проговорил он.

– Нет, нет, нет, этого не может быть!!! – закричала Вероника.

Будто волной от взрыва ее отбросило назад, в прошлое, которое так тщательно скрывала память. Медленно опустившись на пол, она стала куда-то проваливаться. Ее мутило, было трудно дышать, липкий дурманящий страх просачивался в клетки мозга и нервными импульсами достигал самых темных уголков. «Эта женщина, среди гостей, ее лицо, она так похожа на сестру». Вероника опустила взгляд и уставилась на свои руки. Они были в крови. Ужас и паника охватили ее, и она стала сумбурно оттирать их. Услышав непонятный вой, она оторвала взгляд от рук, и очередная волна переместила ее в деревянный дом. Она узнала его: это ее дом, дом, где она жила вместе с сестрой после смерти родителей.

– Не скули, тварь! – услышала она голос сестры, доносившийся из ее комнаты, и содрогнулась. Неуверенными шагами Вероника двинулась наверх, стараясь не скрипеть прогнившими половицами. Она боялась идти, боялась увидеть то, что ждало ее там. Ноги отказывались подчиняться, но она двигалась вверх. Подойдя к комнате, тихонько толкнула дверь. Она хотела закричать от ужаса, но лишь зажала рот руками. На полу, скорчившись от боли, лежала она – Вероника. Третья волна отбросила ее в собственное тело, которое она видела секунду назад.

Слезы застилали глаза, в голове гудело, и этот гул заглушал ее собственный вой. Вероника ползла в угол, как раненый зверь в свое логово, пытаясь скрыться от боли, стыда и унижения. Валери продала ее своим дружкам, но этого ей показалось мало. Она жаждала крови, она хотела насытиться. В руках у нее блеснуло лезвие охотничьего ножа, который они подарили отцу на день рождения. Оскалившись, она направилась к Веронике.

Резкий запах вернул ее в реальный мир: «Я потеряла сознание», – подумала Вероника. Какой-то незнакомец склонился над ней.

– Мари Бенс, вы слышите меня? – она кивнула.

– Я следователь Алекс Росс, вы задержаны по подозрению в убийстве вашей сестры Валери Бенс, – сказал следователь, надевая на нее наручники.

Позади следователя с растерянным видом стоял незнакомец в свадебном фраке.

– Внучка? Давай иди отсюда. Внучка она. Ишь. Вижу в первый раз. Бессовестная!

– Баб, посмотри на меня, посмотри. Видишь, нос твой орлиный, глаза твои голубые.

Бабуля с недоверием наморщила лоб. Уголки губ сползли вниз. Она прикрыла рот правой рукой, медленно съехавшей на грудь. Левая сжимала ручку инвалидной коляски. В глазах застыла растерянность. Небо за окном почернело, облака стали грязно-серыми, темнота заполнила собой и квартиру. Бабуля приставила руки к бровям козырьком кепки.

– Кать, ты, что ли? Включи свет.

– Нет, баб, я Наташа. Катя – мама моя, завтра придет.

– Внучка? Нет у Кати дочки.

Вот уже который месяц она не могла вспомнить почему-то именно меня. Слезы жгли щеки. Меня, самую младшую внучку, стерло из ее памяти совсем. Совсем – ни имени, ни лица.

Как чужая смотрела насквозь. Длинными пальцами с исступлением начала тереть давно обездвиженные колени. Поджала тонкие, почти прозрачные губы. Задышала часто и прерывисто.