Галина Луговая - Сказки-Подсказки на разные случаи жизни. Сборник Самоисполняющихся Сказок

Пойдёшь по той тропке, выведет она тебя к озеру радужному с живым источником.

Сними одежды свои черные, брось в яму под гнилым деревом, а сама омойся в источнике. Лови капельки радужные, пей и возвращай краски в свою жизнь. Тогда вновь начнёшь видеть красоту дерев и цветов, услышишь пение птиц диковинных, оживёшь, улыбаться станешь, трудами займёшь себя нужными. Только Василия не зови. Придёт время, увидишь своего ненаглядного. А как вернёшься домой, засади сад разными растениями, ухаживай, расти их, поливай. Живи!

Василиса так и сделала, как научила куколка. Шла долго. Нигде источника не видно. Уж и силы стали покидать Василису. Опустилась она в изнеможении на землю, да и стала разуметь, нужно ли ей возвращаться домой. Отвыкла она уже от суетной жизни, видеть никого не хочет.

Сидит Василиса в думах горестных. Вдруг кто-то погладил её по спине. Оглянулась – никого! Подняла глаза вверх, батюшки, то берёзонька белоствольная наклонилась, веточками гладит Василисушку. Вспомнила она, что ей куколка про берёзку говорила, достала гребень из котомки и стала волосы чесать. Чешет волосы спутанные гребнем, чешет пальцами костлявыми. Скоро явилась взору Василисиному тропка лесная. Обрадовалась женщина, ноги сами понесли по дорожке на шум воды.

Бежит Василиса на говорливое журчание речушки, торопится. А как подбежала, обомлела. Светится водопад всеми цветами радуги. Водичка, прыгая с высоты каменного порога, играет – бурлит, вспыхивает ярким светом и, смеясь, журчит дальше. Так и манит, зовёт в игру. Сбросила Василисушка свои мрачные черные одежды, вошла в воду, играть с нею стала.

Вода журчит, Василиса смеётся, плещется, жадно ловит ртом капельки разноцветные. Наигравшись вволю и омывшись, вышла женщина на берег и ахнула. Прямо перед ней в воздухе явился наряд красоты невиданной. Огляделась по сторонам Василиса – никого! Стало быть, для неё приготовлен.

Нарядилась женщина и снова силу почувствовала. Птичек пение заливистое услышала, благоговейный шорох листвы лесной, красоту первозданную несравненную узрела. Как долго она была заколдованной!!! Теперь она снова будет радоваться каждому мигу.

Василиса очень быстро нашла дорогу к дому. Домик будто и ждал её, дверь скрипуче отворилась. Быстро привела его в порядок, вымыла, посадила в саду новые деревья, цветочки разноцветные, насыпала зерна птичкам. Слух понёсся по соседям, что Василиса вернулась. Обрадовались они, и Василиса рада им. Наготовила яств лакомых, накрыла столы дубовые, созвала гостей. Песни задушевные петь стали да хороводы водить.

Василиса только краше стала да мудрее. Тень свою не вспоминает, живёт теперь, радуется. Рукоделием занялась, ткани ткать да рубашки соседям вышиванные мастерить, плоды дивные да цветы редкие выращивать.

Бывает, что человек готов отдать себя всего до конца и без остатка. К этому привыкают и начинают его использовать. А брать, просить он не умеет, да и стыдно. Нарушается гармония, и человеку становится плохо. Может, наступает время, когда он может обзавестись помощниками и научиться просить помощи?

В одном старинном русском городе в старом доме возле тихой реки в дедовском буфете жила-была кухонная утварь, разная посуда. Тут и тарелки с витиеватым узором, и изогнутые кувшины с золотистой каёмочкой, и тонкие рюмочки на инкрустированных ножках. В отдельной деревянной резной шкатулке жили ложки, вилки да ножи.

По первости могло показаться, что все ложки и вилки были похожи друг на друга как сёстры-близнецы. Однако одну из вилок, вроде ничем не выдающуюся, использовали чаще других. И в хвост, и в гриву. Горделивый изящный изгиб, острота зубцов невиданная, мощная узорчатая рукоять, видать, весьма привлекали. Дворянская стать видна за версту. Мастерица была людей кормить. Бывало, отрежет умело ребром своим сильным ломтик снеди аппетитной, наколет кусочек лакомый да держит цепко, пока до рта несёт, а там и выпустит благодарно.

Рада была Вилка послужить людям, доброты в ней много, да только исключительно на своём месте, в котором силушку великую чувствовала.

Но с тех пор, как сменились хозяева в доме, ею не только вкушали изысканную пищу за трапезой семейной, а где земельку в горшке цветочном порыхлят, где крышку тугую зубцом острым подденут, а, бывало, что и орехи рукоятью кололи, и спину не гнушались ею же почесать.

Невыносимо мучилась Вилка от несправедливости такой чудовищной, унижения корней её дворянских. Она же искусница атмосферу трапезную создать, а не спины чесать, да в земле возиться. Почернела Вилочка, состарилась, силушки недюжинные растратила, блеск серебристый утратила. Помощники нужны, ой, как нужны на земельку, орехи и спины. Но вот беда, помощи просить Вилочка не умела.

На ту пору пробегал мимо сын хозяйский малолетний. Схватил Вилку и побежал во двор с ней. Крутил-крутил в руках, да и выскользнула Вилочка из рук, в щель на террасе провалилась. Лежит на сырой земле, средь камней булыжных да щепок сухих и плачет.

Плачет Вилка день, плачет другой, совсем тусклой стала, некрасивой, зубцы затупились, к узору изысканному рукояточному грязь налипла. Даже решилась помощи просить, да некого.

Стала Вилка думу думать, как выбраться из подземелья на свет божий, как вернуться в шкатулку свою резную, да людям служить верой и правдой, кормить, атмосферу создавать столовую. Как помощников найти на спиночесательные, орехоколотильные и землековырятельные работы.

Долго ли коротко валялась Вилка в забвении, придумывала как ей выбраться и кого в помощники взять. Видит, шуршит кто-то непонятный за досками. Тихонько позвала Вилка Шуршика. Шуршик оказался прошлогодним кленовым листом. Он тоже мучился от несправедливости – висел-висел на дереве, красотой неземной своей шелестел свысока, и вдруг пал низко, скукожился.

Не зря Вилка помнила о дворянских корнях, умела она разговоры благородные вести, успокоить и возвысить умудрялась. Понравилось Шуршику вести беседы толковые с Вилкой. Приободрила она Шуршика, самооценку его повысила. Оказался он рассудительным.

Однажды Шуршику пришла мудрая мысль. «Пора тебе, – говорит, – выбираться отсюда. Я-то прошлогодний, а тебе ещё жить да радоваться. Подтолкни-ка меня к той щели. Я высунусь и трепетать начну. Люди увидят, наклонятся, и тебя увидят. А ты блести изо всех сил! А когда вернёшься домой, в свою шкатулку, ляг рукояткой в другую сторону и тооооненько пищи».

Удивилась Вилка непонятным советам старого Шуршика, но спорить не стала. Предложила только разгладить его станом своим округлым. Сказано – сделано. Разгладила листок, проявилась красота его былая. Подтолкнула Вилка Шуршика к широкой щели в досках, высунулся он на свет божий, трепетать стал, привлекаючи внимание.