Дима Литвиненко - Вечность придумали осенью

Через пять минут сверкающая тщательно отполированными округлостями и ничем более не примечательная «Skoda Fabia» остановилась на перекрёстке в левом ряду – горел красный свет. Невидимая рука включила указатели поворота. Светофор подмигнул в ответ и сменил красный гнев на зелёную милость (фаза жёлтой неопределённости была привычно быстрой и прошла мимо внимания). Не давая опомниться водителям на противоположной стартовой линии, моё, судя по номерам, такси ловко выполнило рискованный разворот. Из-под капотов, уцелевших лишь благодаря чуду и точному расчёту, мгновенно раздался шквал высокочастотного негодования. «Skoda» просигналила что-то неразборчивое в ответ и притормозила у тротуара в полуметре от меня.

Не мешкая, я открыл пассажирскую дверь и увидел моего ещё недавно виртуального собеседника прижимающим мобильный телефон плечом к уху. В это же время в моём кармане уже готовился снова запеть Крис Мартин. Мы с таксистом без труда сопоставили оба факта: первый телефон тут же переместился в руку, второй перестал воспроизводить музыку. Я понял, что моему личному, хоть и временно, водителю кое-что известно о ценности секунд. Вряд ли у него есть нужда что-то подкладывать на вышеупомянутый алтарь. А даже если бы такая нужда и существовала, вряд ли он часто располагает необходимым для обряда ресурсом. Его часы явно шли быстрее моих.

– На Елисеевскую? – спросил я на всякий случай.

– Давай садись! – добродушно не ответил он на мой вопрос.

Вообще-то я не люблю подобной ничем не обоснованной фамильярности. Но у меня редко получается дать это понять её источнику. Особенно если фамильярность эта не агрессивна, а, напротив, как сейчас, приветлива. Кажется, будто человек льнёт к тебе со всей распахнутой, пусть непрошено, душой, а ты берёшь эту его душу за краешек и с размаху захлопываешь обратно, так что с потолка штукатурка обсыпается. Ещё и ищешь глазами щеколду, чтобы предотвратить возможный рецидив (некоторые и впрямь умудряются её иметь). По моему мнению, так поступать с душами негуманно, а сделать это тихо и деликатно пока что не представилось возможным. Мне, по крайней мере.

– Что, в кино потянуло? – начал он разговор, когда я захлопнул дверь «Шкоды». – Могу понять. Со мной похожая история была недавно. Собрался я тоже на дачу поехать, ну там лопатой помахать да и вообще – воздух свежий, лес, всё такое. Подоздоровиться, значит. Взял всё, что надо, с запасом, чтобы потом в магазин пьяным не ездить. Потому что не люблю я пьяным за руль садиться. Неправильно это. Потом виноватым себя чувствую. На следующий день. В общем, я о чём – выезжал вроде на дачу. Смотрю, а я уже к гаражу подкатываю. Своему гаражу, то бишь. Не к этому.

Он ткнул в удаляющееся за спиной пространство зажатой в кулак рукой с вытянутым большим пальцем. Словно показывал кому-то, находящемуся на отполированной крыше его «Шкоды» и умеющему видеть сквозь тонкий металл и велюровую обивку, что всё в порядке. Или показывал то же самое кому-то повыше.

– Такое дело, – продолжал он, – как вышло, сам не понял. Так главное, разворачивайся и езжай, куда ехал! Чёрта с два. Вот и проторчал там до вечера. Втулка ещё эта дурацкая…

Я уже начинал чувствовать себя неловко. Будто нечаянно стал свидетелем, как кто-то беседует сам с собой, будучи уверенным, что вокруг ни души. Или если, увидев со спины и в полумраке, кто-нибудь перепутал бы меня с другим и начал рассказывать то, что имеет смысл и ценность только для них с его воображаемым собеседником. Нужно было внедряться в разговор.

– Так и не подоздоровились? – нехотя зашёл я в случайно оставленную им приоткрытой дверь диалога.

Он одобрительно посмотрел на меня.

– Да как же нет?! Отдохнул отлично! У меня же всё с собой было. Правда, никого из пацанов не нашёл. Но Андреич, сторож местный, точно никуда не денется. Да и куда ему деваться? И, главное, зачем? Гаражный комплекс немаленький, редко бывает, чтобы у кого-то в багажнике бутылка не завалялась.

Я попытался представить «пацанов», вскользь упомянутых в этом красочном рассказе. Образы получились, пожалуй, чересчур характерными.

– В общем и целом отдохнул отлично! – резюмировал он. – А всё почему?

Вопрос заполнил тесное пространство салона. Когда стало очевидным, что отвечать на него не собираются и, того гляди, сделают риторическим, он попытался было выбраться наружу, но, не сумев пробиться сквозь закрытые стёкла, в конце концов смирился и безнадёжно повис в пыльном воздухе. Мой водитель, тем не менее, смиряться не спешил и каждые пару секунд пытливо поворачивал голову в мою сторону.

За миг до того, как ситуация приобрела бы явный оттенок гротеска и даже постмодернизма, смириться решил я. Только постмодернизма мне и не хватало сегодня.

– Почему же?

– Так это ты мне скажи, почему! – лингвистические компромиссы его не устраивали. – Как считаешь?

Я сделал вид, что задумался.

– Не знаю… Может быть, этот сторож…

– Андреич?

– Ну да, он. Возможно, поскольку у вас всё было с собой, Андреич оказался интересным собеседником, и…

– Интересным собеседником? Андреич? – он взглянул на меня только, чтобы я увидел скептическое выражение на его скривившемся лице. – Я тебя умоляю! То есть не пойми меня неправильно, мужик он, конечно, неординарный, чего только стоят его рассказы о том, как он год нелегально работал на стройках в Израиле. Пока не депортировали. Я ему сто раз говорил – напиши книгу! Чтиво будет что надо! Такие истории ещё попробуй выдумай…

– Так, может, он и выдумал?

– Вот это вряд ли. – Таксист покачал головой. – Вот на это у него фантазии уже не хватит. О чём я и толкую.

– Ну, тогда я сомневаюсь, что он и книгу написать сможет, – мне начинало нравиться обсуждение талантливого сторожа-строителя.

– Да ясно, что не сможет, – подтвердил таксист. – А кто говорит, что именно он её писать должен? Есть же специальные люди для этого, профессионально подготовленные.

– Писатели, – предположил я.

– Он мог бы договориться с каким-нибудь таким, как ты говоришь, писателем. Андреич ему свои истории жизненные опишет, а тот, значит, всё это правильно оформит. Ну и вот.

“Profit”, – мысленно подвёл я итог.

В салоне неожиданно повисло молчание. По крайней мере, так могло показаться женщине, незаметно оказавшейся на заднем сиденьи «Шкоды» и не умеющей читать мысли, вернее почему-то не слышащей их. Ну и любому мужчине, каким-то образом оказавшемуся там же. Наивно, однако, было полагать, что мой таксист в одну из своих дачных поездок наловчился останавливать внутренний диалог. Не умел этого и я. Таким образом, если представить наш разговор в виде бегущего ручья, то, продолжая аналогию, только что он не иссяк, а разделился на два рукава. На два невидимых потока, протекавшие в наших головах.