Татьяна Маркова - Когда ангелы плачут…

Катя стояла перед десятками пар любопытных глаз. Голубые, зеленые, карие, серые глаза смотрели на нее с насмешкой и превосходством. Щеки Кати, казалось, вот-вот взорвутся от количества прилившей крови. Если бы земля разверзлась перед ней в этот момент, она бы не глядя прыгнула в кипящую лаву. Ибо лава скрыла бы ее позор. Но ей пришлось стоять, как на паперти, и слушать смешки, гадкий шепоток, и чувствовать, как липкий холодок пробирается по ее спине прямо к сердцу.

– Только не заплакать! Только не заплакать… Нельзя плакать, – говорила себе Катя. Нос предательски щипало, глаза туманились. Но ни одна слезинка не выпала из ее глаз. Слезы – на потом. Их осушит ее дневник. Там. Дома.

День второй

Маша всегда просыпалась позже всех. Ей хотелось максимально долго не просыпаться в этот мир. Как только она открывала глаза, боль возвращалась в ее сердце, словно кто-то поворачивал в нем горячий, ржавый гвоздь. Гвоздь опалял края раны, и она никогда не затягивалась, причиняя мучительные страдания.

Когда прозвенел будильник, Маша долго не открывала глаза. Она лежала неподвижно в кровати и слушала, как просыпается девятиэтажный жилой дом. Словно большой муравейник, в котором суетились люди. С неимоверным грохотом вверх-вниз сновал лифт, и хлопали входные, обитые железом, двери.

Когда дольше лежать было уже невозможно, она встала и прошлепала в ванную. На кухне, как обычно, лежала записка от мамы, что она убежала на работу и не нужно ждать ее вечером. У нее много дел.

Мама Маши много и тяжело работала. У нее была отличная работа и успешная карьера, которой приходилось отдавать всё свободное время. Деньги, конечно, тоже водились неплохие. Мама хорошо зарабатывала и компенсировала недостаток внимания и чувство вины перед дочерью, которую она почти забросила, дорогой одеждой, самыми современными гаджетами и баснословными карманными деньгами.

Жаловаться Маше было не на что. Так считали все. Маша была всегда модно и со вкусом одета. Шкаф ломился от обилия новой одежды и обуви. У нее был свой колорист, косметолог и маникюрша. У Маши всегда была люксовая косметика, порой стоившая как средняя зарплата разнорабочего.

Маша очень популярна. У нее много подруг, друзей. Сережа, самый красивый мальчик класса, влюблен в нее по уши, а остальные просто мечтают проводить ее хотя бы раз до дома. Разве можно жаловаться Маше?

Никто из них не знал, что Маша живет в медленной, мучительной агонии, заставляя себя вставать по утрам и медленно сгорать, день за днем сгорать, чтобы с утра вновь возродиться из пепла. Она любила ночь. Ночью можно было не носить эту маску, тихо воя в дорогую шелковую подушку.

Вот и в то утро, Маша смотрела на свое отражение в зеркале, заставляя себя легко и непринужденно улыбнуться. Репетиция перед школой была обязательной программой подготовки к новому дню. Затем Маша завила свои пепельные волосы со слегка выцветшими прядями, нарисовала изящную стрелочку, нанесла немного дорогого крема, расчесала брови, добавила розового блеска для губ, надушилась селективными, безумно дорогими духами ее мамы и улыбнулась, вспомнив, что директриса просила приходить без косметики.

В школе она быстро влилась в круговорот социальных связей. Здесь, чтобы жить, а не существовать, важно было соблюдать все негласные правила. Каждый ребенок знал их на интуитивном уровне. Эти знаки считывались с человека и мгновенно придавали ему статус или, наоборот, лишали заработанных очков. За какое-то мгновение человек мог потерять уважение и перейти в касту «неудачников» поэтому, Маша жила, следуя этим принципам, играя роль непринужденной, шутливой кокетки. Она дружила с теми, с кем следовало дружить, смеялась над отверженными неудачниками, принимала ухаживания популярных парней и пренебрежительно смотрела на всех, с кем общалась. С учителями она предпочитала не конфликтовать, переводя всё в шутку. Милое личико с по-детски распахнутыми глазами в обрамлении густых, изогнутых ресниц и невинный взгляд всегда действовали на преподавателей должным образом. Ей прощалось всё: и опоздания на уроки, и яркий макияж, и неподобающая одежда.

Учиться она не особо старалась. Она без зазрения совести крутила ботаниками класса, которые, чтобы заработать одобрение и погреться в лучах ее популярности, безропотно давали списывать уроки и контрольные. Сережа тоже был очень умен и помогал своей подружке. В этом мальчике удивительно сочетались ум, красота и популярность. Несмотря на то что он был отличником, он был очень авторитетен в классе. Неудивительно, что их притягивало друг к другу.

Дома Маша с удовольствием читала научно-популярные статьи и смотрела видеоролики разных именитых историков. История человечества занимала ее. Маше нравилось ощущать дух ушедших времен. То, что люди могут приобщиться к тайнам прошлого, заставляло ее испытывать неимоверный восторг. Прошлое манило. Ведь когда-то давно она была счастлива. У нее был папа, и веселая мама. В прошлом она была веселой, беззаботной девчушкой. Она ловила бабочек в парке. Мама с папой ели мороженое. А потом она кружилась в осенних, багряных листьях. Кружилась, и кружилась, пока не падала на землю в изнеможении от смеха… В прошлом определенно лучше.

Тяга к истории заставляла ее много читать научной литературы, и раньше она с удовольствием делала уроки по этому предмету. Она хотела участвовать в семинарах и олимпиадах. Она хотела, чтобы ее признали, но один случай в школе, заставил ее пересмотреть свое отношение к учебе. После этого она хранила историю, как свою маленькую тайну.

А произошло вот что. В школе надо было подготовить эссе на тему истории древнего Рима, и она написала свои мысли по этой теме. Эссе вышло замечательным. Ее подруга, отличница класса, не успела подготовить задание и попросила почитать Машино эссе, клятвенно обещая не переписывать слово в слово. В итоге она списала всё почти один в один. Когда учительница раздавала листки с отметками, ее подруга получила красивую пятерку и приглашение на олимпиаду, а Маше досталась невзрачная четверка и выговор о том, что списывать нехорошо, с предупреждением, что в следующий раз в дневнике будет красоваться двойка. Маша пыталась объяснить, что дело было совсем не так. Ее не стали слушать, аргументируя тем, что отличнице нет резона списывать у другой ученицы. Снисходительно улыбаясь, растягивая тонкие красные губы с порослью черных усиков, учительница качала головой: «Я всё понимаю. И у кого какие способности я всегда вижу. Я двадцать лет работаю! Так что сядь, Семенова, и радуйся синице в руках».

Маша села, отчаянно борясь с желанием расплакаться. Нет, это будет слишком унизительно, поэтому она расправила плечи и лучезарно улыбнулась: «Конечно, Маргарита Семеновна, без проблем. Кстати, вам очень идет новая помада». И добавила тише, так, чтобы слышал только класс: «Отлично оттеняет ваши усы». Класс прыснул, а Маргарита Семеновна недоуменно уставилась на учеников, пожав плечами.